Уикенден направился в гостиную.
— Я не имею права говорить об этом.
— Это звучит как подтверждение, инспектор.
— К вам кто-нибудь уже приходил?
Грейсон насторожился.
— Нет. А зачем?
— Вы уверены?
— Ну… приходили два полицейских, когда я сообщил о краже.
— И это все?
— Еще следователь из моей страховой компании.
— Так скоро?
— Я позвонил в компанию сразу же после исчезновения картины.
— Но сегодня воскресенье.
— Я у них почетный клиент.
— Не сомневаюсь. Расскажите, как это случилось.
— Я уже дал полный отчет полиции, — отозвался Грейсон с кухни, где делал себе бутерброд.
— А теперь позабавьте меня.
— Ну ладно. Я ненадолго уезжал по делам в Нью-Йорк, а когда вернулся, окно в спальне было разбито. Картину вытащили из ящика и вырезали из подрамника. Больше ничего не тронули. Только мой будильник почему-то мигал. Полицейский сказал, что внизу вылетели пробки от моей квартиры.
— Я знаю. Поэтому сигнализация и не сработала, когда разбили окно.
— Но почему полетели пробки?
— Хороший вопрос, мистер Грейсон. Я как раз над этим размышляю. Что вы можете сказать о картине?
— Не слишком много. Эй, понюхайте-ка этот майонез, — попросил Грейсон, перегнувшись через перегородку, отделявшую кухню от гостиной. В руке у него была открытая банка майонеза. — Он уже давно стоит и, кажется, чуть пованивает. Вы не находите?
— Я не ем майонез. Вообще-то это называется салатной приправой. Так как насчет картины?
Грейсон поднес банку к носу, пожал плечами и стал намазывать майонез на хлеб.
— Я ничего о ней не знаю. Купил по дешевке на аукционе «Кристи». Так, из прихоти. Она мне просто понравилась. Немного ярковата, но в ней что-то есть. Я ничего не выяснял. А что, она гораздо дороже, чем я за нее заплатил? Насколько мне известно, ее написал какой-то русский художник в двадцатых годах. В стиле супрематизма. Но вы все это и без меня знаете. С чем мне сделать бутерброд? С индейкой или с ветчиной?
— С индейкой. Кто, по-вашему, мог знать, что картина находится здесь? Если вы говорите, что ничего другого воры не взяли, значит, они приходили именно за ней. Стало быть, для них она представляла большой интерес.
— Но кто мог заказать кражу картины, едва тянущей на полторы тысячи фунтов, которую все, кроме меня, считают на редкость безобразной?
— Я ничего не говорил о заказчике, мистер Грейсон. Почему вы считаете, что это заказное ограбление?
— Если бы я хотел украсть картину, то нанял бы для этого профессионала. И разумеется, выбрал бы более подходящий объект, чем работа безвестного супрематиста, которая стоит меньше суточного пребывания в отеле «Ритц».
— Да, вы правы. Кто мог знать, что вы купили эту картину?
— Любой, кто был на том аукционе. Мои коллеги в Штатах. Между прочим, на аукционе случилась забавная история. Возможно, это как-то связано с кражей. Как это я сразу не подумал? Когда я уже уходил, ко мне подошли трое парней, похожих на бизнесменов. Разговаривали очень вежливо, но вид имели довольно угрожающий. Они сказали, что их босс велел им купить эту картину, но они почему-то не смогли принять участие в торгах. Предложили мне за нее десять тысяч фунтов. Я ответил, что на деньги мне наплевать. Картина мне нравится, и я не собираюсь ее продавать. Честно говоря, я думал, они меня разыгрывают. Какой дурак будет платить такие деньги за эту картину?
— Очень хорошо, что вы вспомнили об этом инциденте, мистер Грейсон. Вы ведь не коллекционер?
— Я? Нет. У меня есть кое-какие старые фотографии, но это все. Я не очень-то разбираюсь в искусстве. Кое-что мне нравится — как, например, эта картина, — но если бы цена взлетела, я бы не стал за нее сражаться. Атмосфера торгов гораздо интереснее того, что приносишь после них домой.
— А вы бы смогли узнать эту троицу?
— Не уверен. Может, и узнал бы. Я к ним не приглядывался. Лица какие-то стертые, и одеты практически одинаково. Не знаю.
— Хорошо, мистер Грейсон. Спасибо, что уделили мне время. Оставляю вас наедине с бутербродом с индейкой. Мы вас известим, если что-нибудь найдем. Надеюсь, мы сможем вернуть вам картину.
— Я тоже надеюсь. Благодарю за визит. Только в этой стране могут так напрягать крутого детектива из Скотленд-Ярда ради маленькой ничтожной картинки. Я это вполне оценил. Теперь мне вдвойне приятно будет получить ее назад.
Проводив Уикендена, Грейсон вернулся в гостиную и бросил нетронутый бутерброд в мусорное ведро.
ГЛАВА 21
Ирма убрала со стола и вернулась за тарелкой Гарри, но он все еще доедал тушеную капусту с солониной.
— Я пока не закончил.
— Извини, дорогой. Ты будешь есть пудинг?
— Нет.
— Может, чаю?
— Нет.
— А я, пожалуй, выпью чашечку.
Ирма сложила тарелки в мойку, дважды вытерла стол, вскипятила чайник, заварила чай, плеснула молока.
Гарри сидел в кабинете и ничего не слышал. Раздался стук в дверь. Он поднял глаза от папки. Дверь со скрипом приоткрылась, и в комнату вошла Ирма с чашкой в руке.
— Как проходит расследование, дорогой?
— Отлично.
— Пойду посижу перед ящиком, — сказала Ирма и вышла, закрыв за собой дверь.
Гарри посмотрел на телефон на углу стола. Из соседней комнаты послышалась музыка из сериала «Пехота». И он снова углубился в папку, теребя в руках очередную трубку.
Ирма тихонько смеялась, глядя как Чарли, Алан и Томми перепахивают сад ничего не подозревающей жертвы. В голубом свете экрана ее лицо казалось еще полнее. Чашка с чаем покоилась на могучих коленях, утонув в складках розового халата.
— Ирма!
В дверях стоял Гарри.
— Можно я… У меня… Можно посидеть с тобой минутку?
— Конечно, милый.
Немного подвинувшись, Ирма похлопала рукой по зеленой вельветовой подушке. Гарри сел и скрестил на груди руки. По экрану поползли титры. Ирма выключила телевизор и вернулась на диван.
— Так в чем дело, дорогой?
Гарри продолжал неподвижно сидеть на диване.
— У меня… Может быть, мы…
— Я поставлю чайник. Там остался пудинг с изюмом. Будешь?
— Нет, спасибо. Мне просто надо…
— Знаю, знаю. Я только схожу на кухню и принесу себе кусочек.
Ирма пошла шарить в холодильнике. Гарри положил ноги в тапочках на кофейный столик.
