— В чем дело?
— Ой, извини.
Коффин вытащил из кармана телефон.
— Алло? Га… Гарри! Сколько лет сколько зим!
Даниэла обвела глазами зал. В нем не было ни единого свободного места. Желтые стены пестрели картинами, акварелями, чучелами животных, иллюстрациями к «Ярмарке тщеславия», растениями, цитатами и другими предметами пышной Викторианской эпохи. Официанты в белых рубашках и черных жилетах скользили по залу с подносами в руках. За порядком следил метрдотель, незаметно исправляя любую оплошность обслуживающего персонала. Упавшая вилка, пустой стакан, новый заказ, вопрос о местонахождении туалета — ничто не оставалось без внимания. Эта суета зачаровывала, вы как бы оказывались внутри мягкого кокона, откуда с комфортом могли наблюдать за происходящим. И хотя вокруг было множество других посетителей, создавалось впечатление, будто вы здесь самый главный гость. Немногие заведения могли похвастать таким вниманием к клиентам, как старейший лондонский ресторан «Рулз».
— …нет, я не слышал. Вообще-то я только что приехал в Лондон. Это просто невероятно. Еще удивительней, что все это пока не вылезло наружу. Огласка здесь, естественно, ни к чему, но попробуй скрой что-нибудь от газетчиков. Нет, я уже не занимаюсь розыском. Старею, наверное. Нет, вам сам Бог велел. Я приехал в Лондон, чтобы прочесть лекцию. Да, сегодня вечером. В Институте Куртолда. Это спасает меня от нищеты. И потом, у меня что-то вроде отпуска — и вот решил наведаться в родные места. Сейчас я в «Рулзе». Вы когда-нибудь здесь были? Обязательно сходите. Правда? Ну, я думаю… да, конечно. Почему бы нам… Вот что, давайте встретимся после лекции. Пойдем куда-нибудь и там поговорим. Хорошо. С пяти до шести. О, это будет замечательно. Пока, до встречи.
Коффин захлопнул телефон и какое-то время молча смотрел на голову антилопы-дикдик, висевшую на стене.
— Эй, — окликнула его Даниэла.
— Слушай, это совершенно невероятный звонок…
ГЛАВА 23
— В конце концов я дозвонился Салленаву, но порадовать мне тебя нечем. Ты уже ел грушевое?
Легорже и Бизо сидели на берегу Сены, греясь в ласковых лучах солнца. Длинные ноги Легорже почти касались грязновато-зеленой воды, в то время как толстые ноги его приятеля были вытянуты почти горизонтально. Оба увлеченно поглощали мороженое в рожках.
— Ммм, — нечленораздельно промычал Бизо в испачканную шоколадом бороду.
— Попробуй, тебе понравится. Похоже на настоящую грушу.
— М-м-м.
Некоторое время царило сосредоточенное молчание.
— Итак, новости у меня плохие, — наконец продолжил Легорже. — Люк серьезно болен. Лежит в постели и не выходит из дома. К нему в замок приехал Кристиан Куртель. Я разговаривал с секретарем Люка, но тот был немногословен. Ничего странного, он же наполовину австриец.
— О Господи.
— Согласен, но мы с ним всегда ладили. Правда, это было давно. Последний раз я был у Люка в замке шесть или семь лет назад. Хотел договориться насчет экспорта своего арманьяка за границу, но он слишком много запросил. От секретаря я так ничего и не добился. Не знаю, насколько серьезно Люк болен, но в его возрасте… Должно быть, дело совсем плохо, если к нему примчался Куртель. Возможно, речь идет о завещании…
— Похоже. Значит, Куртеля нет в городе и галерея Салленава скорее всего закрыта, — произнес Бизо, отправляя в рот остатки рожка. — Надо туда наведаться. У нас достаточно нарыто, чтобы получить ордер на обыск.
Легорже выглядел расстроенным.
— Так ты пойдешь со мной? — спросил Бизо, выдержав паузу.
— …Это еще одна опасность, подстерегающая нас на рынке художественных произведений. Лучшие подделки делают люди, принадлежащие к миру искусства. Хранители музеев первыми попадают в круг подозреваемых, потому что им не только известны все существующие способы подделки, но и методы их распознавания. Устанавливать подлинность произведений искусства и отсеивать фальшивки — их прямая обязанность. Владея самыми современными методиками, они прекрасно знают слабые места своей отрасли и вполне могут этим воспользоваться.
Лекционный зал Института Куртолда на пятом этаже лондонского Сомерсет-хауса был заполнен слушателями, большинство из которых составляли геи и дамы в жемчужных украшениях. Одни сидели и слушали, другие что-то записывали или рисовали.
— Логика — гораздо более эффективный инструмент следствия, чем знание истории искусства. Научное знание может играть лишь вспомогательную роль, ускоряя процесс расследования, поскольку в наши дни не составляет большого труда получить любую информацию или консультацию специалиста. Теперь давайте посмотрим, как обычно действует фальсификатор и на чем мы можем его поймать.
Гарри Уикенден стоял в дальнем углу зала. До этого он видел Габриэля Коффина дважды и один раз с ним встречался. Его удивило, что Коффин так легко его вспомнил. Возможно, здесь сыграла роль его профессиональная репутация. Или Коффин просто проявил вежливость.
— Возьмем, к примеру, картины. Почему их подделывают? Ведь есть более легкие объекты. Рисунок гораздо меньше, и для его подделки нужны лишь бумага и карандаш. На подделке рисунков мы остановимся чуть позже, а сейчас поговорим о картинах. Главной проблемой здесь является то, что картины знаменитых художников давно взяты на учет и их местонахождение хорошо известно. Фальсификатору остается либо написать новую картину, либо хорошенько изучить список утерянных. Оба способа неплохо себя зарекомендовали, но второй более предпочтителен. Догадайтесь почему.
Первый раз Уикенден увидел Коффина лет десять назад на такой же лекции, которую тот читал в Музее Виктории и Альберта в южном Кенсингтоне. Тогда Коффин только получил звание профессора, а Уикендену было слегка за сорок. В то время он посещал подобные лекции с интересом и энтузиазмом, которого, впрочем, хватило ненадолго. Со временем его пыл угас и разгорался лишь во время следствия, а всякого рода сверхурочные мероприятия стали тяготить.
— При продаже любого произведения искусства большую роль играет его происхождение или история владения. Если произведение имеет солидную документированную историю, его подлинность не подвергается сомнению. Самым надежным подтверждением подлинности считается договор с художником о продаже картины предкам ее теперешнего владельца с указанием цены и подписями обеих сторон. Если бы я сейчас покупал у художника картину, то обязательно заключил бы с ним контракт, который впоследствии стал бы свидетельством ее подлинности. По прошествии веков таких свидетельств сохранилось не так уж много, но тем не менее их число впечатляет. Произведения искусства всегда ценились очень высоко, и поэтому документы, сопровождавшие их продажу, бережно сохранялись. Сейчас, когда компьютеры пришли на смену материальным документам, столь необходимым для исторического исследования, существует реальная опасность утери сведений: соответствующую документацию легко уничтожить или потерять в недрах компьютера.
