На этот раз ощущения были вполне определенными. Что-то клином вошло у него между ног. Удивленный Жан-Жак бросил масленый взгляд на Легорже, который в это время как раз расправлялся с последней устрицей. Тот с недоумением поднял глаза.
— Зачем ты меня гладишь, Жан?
— Я? Ты что, спятил? Или устриц объелся? Я бы не стал к тебе прикасаться, даже если бы ты был волшебной лампой с джинном внутри, колода ты этакая!
— Но я же чувствую, что ты меня гладишь!
— Alors, laisse-moi tranquille et mange!
[11]
Они все еще продолжали трапезу, когда началась четвертая, и последняя, серия вибраций, которые Бизо уже не ощутил. Его живот, уставший от надоедливого мобильника, в конце концов вытолкнул его из-за пояса тугими складками жира. Телефон со стуком упал на пол.
— У тебя что-то с живота упало, — произнес Жан-Поль Легорже, продолжая резать спаржу. Его мысли были заняты предстоящей встречей с Анжеликой (или с Мюриэль?). — Ты знаешь любимую фразу императора Августа? «Быстрее, чем сварится спаржа».
— Неплохо сказано… — отозвался Бизо.
Он тоже почувствовал, как что-то упало, но когда попытался нагнуться и поднять упавший предмет, выяснилось, что сделать это не так-то просто. Его большой живот был затиснут между коленями и крышкой стола, лишая возможности двигаться или заглянуть под стол.
— II у a quelque chose de coined cans le meanisme,
[12]
— проворчал Бизо, осознав всю безвыходность ситуации. На лбу у него выступила испарина.
Легорже издал нечленораздельный звук, перешедший в хохот, от которого его длинное лошадиное лицо вытянулось еще сильнее. Бизо последовал его примеру, багровый от выпитого вина — пустые бутылки все еще стояли на столе.
Смех привлек внимание официанта, но лишь после того как публика в ресторане затихла и стала оглядываться на какофонию звуков, раздающихся из кабинки в дальнем углу.
На это стоило посмотреть — длинный худой Жан-Поль Легорже с остекленевшим взглядом и искаженной от смеха физиономией, казалось, покрытой слоем румян, и его собутыльник, похожий своими округлыми формами на сломанный акведук, застрявший за столом, который закатывался в приступах оглушительного хохота так, что из его маленьких заплывших глазок обильно текли слезы, а черная, усыпанная крошками борода мелко тряслась.
Бизо и Легорже все еще продолжали смеяться, когда официант поднял упавший телефон и вернул его владельцу. К ним присоединились и посетители ресторана «Этоф-Кретьен», которых шумное ликование двух джентльменов привело в веселое расположение духа. Каждый был бы не прочь поужинать в компании этой странной розовощекой парочки — круглого как пушечное ядро Бизо и тонкого как свечка Легорже.
Наконец Бизо обратил внимание на мигающую индикацию, сообщавшую о четырех пропущенных звонках.
— Putain de merde, ta gueule, vieux con, salaud,
[13]
— усмехался он, читая сообщения. Потом громко свистнул.
— Что случилось, Жан? — спросил его Легорже, сосредоточенно жуя спаржу.
— Кража.
— Sans blague?
[14]
Что это?
Легорже был так поглощен едой, что даже не взглянул на Бизо.
— Это когда кто-то что-то крадет.
— Qui?
[15]
— с отсутствующим видом спросил Легорже.
— У «Общества Малевича» украли картину — сообщил Бизо, доставая из нагрудного кармана пиджака черную записную книжку из «чертовой кожи».
Он попытался одной рукой снять с нее резинку. Потерпев неудачу, прижал телефон головой к плечу и освободил вторую руку. Открыв книжку, Бизо хотел что-то записать, но тут обнаружил, что у него нет ручки.
— Ручку! Полцарства за чертову ручку! Жан, дай мне свою.
Не отрываясь от спаржи, Легорже протянул Бизо нож для масла, которым тот попытался нацарапать что-то в своей книжке.
— Са ne marche pas, Jean.
[16]
Ты что, не можешь дать мне нормальную ручку?
Легорже поднял глаза и со смехом вынул из кармана красно-коричневую ручку «Монблан».
— J'ai dit,
[17]
— продолжал Бизо, получив наконец возможность делать пометки с помощью чернил. — В «Обществе Малевича» произошла кража.
— И что же взяли?
— Картину Малевича.
— Правда?
— Это же «Общество Малевича». Что еще там могли украсть?
— Да, я как-то сразу не подумал, — ответил Легорже, подкладывая на тарелку Бизо кусочек угря, завернутый в бекон.
— Не подумал. Охотно верю.
Захлопнув телефон, Бизо посмотрел на каракули, которые изобразил в своей книжке, и пожал плечами.
— Давай ешь, — сделал приглашающий жест Легорже. — А то совсем исхудаешь. Просто кожа да кости.
— Я тебе покажу кожу да кости, старый ты осел. Совершено преступление.
— А кто его будет расследовать? Мы?
— После ужина я свяжусь с ребятами из полиции, которые уже выехали на место. Там поставили охрану, так что завтра мы все как следует осмотрим. А почему это ты говоришь «мы»? Это я следователь, а ты всего лишь академик, да к тому же какой-то липовый. Ни то ни се. Что это за академик, если он не имеет степени и не работает в академии?
— Это богатый академик, — ответил Легорже. — Если у тебя есть замок, тебе не нужна школа, а если ты к тому же владеешь виноградником в Арманьяке, зачем тебе пакеты с молоком из кафетерия?
— Не задирай нос, — фыркнул Бизо. — Шел бы ты со своим арманьяком на…
— У меня лицензия на торговлю арманьяком, Жан. И кроме того, без моих познаний в области искусства ты бы…
— …прекрасно себя чувствовал, — закончил фразу Бизо, вытирая запачканные угрем пальцы о салфетку, заткнутую за ворот. — И что такого особенного ты знаешь об искусстве? Я разбираюсь в нем получше твоего, хоть у меня и нет собственной коллекции современной живописи и кучи статуй во дворе. А твой…
— Что — мой?
— Жан, у тебя самый отвратный Пикассо из всех, которых мне доводилось видеть, — выпалил Бизо, наклонившись к другу.
— Ах вот как. Зато он у меня есть, — отрезал Легорже, откинувшись на спинку стула.
Бизо на минуту задумался, потом пожал плечами и вернулся к еде.
