Освещение отсутствовало, и ван дер Меер показалось, будто она стоит на краю пропасти. Далеко внизу виднелся тусклый свет, но никакого движения не наблюдалось. Она еще раз проверила телефон. Тот по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Элизабет начала осторожно спускаться.
По мере продвижения вниз на лестницу стал просачиваться свет, призрачным туманом растекаясь по ступеням. Похоже, подвал освещался единственной люминесцентной лампой, которая зловеще мигала, вызывая ощущение нереальности. Деревянные ступени громко скрипели под ногами.
Когда до конца лестницы оставалось уже немного, ван дер Меер поскользнулась и едва не покатилась вниз. И тут в неверном свете гудящей лампы увидела огромного рычащего медведя. Он стоял, расставив когтистые лапы и широко открыв пасть со сверкающими клыками. Конечно, это было чучело. Ван дер Меер нервно рассмеялась.
«А вот и медведь», — подумала она. Когда глаза привыкли к сумрачному свету, перед ней открылся настоящий паноптикум.
Лавка у лестницы походила на какой-то чудовищный музей естественной истории викторианских времен. Она была заполнена чучелами самых разнообразных существ в ужасных, неестественных позах — чучело леопарда, скелет бабуина, несколько сморщенных обезьяньих голов, тощая птица, сидящая на жердочке в клетке, человеческий череп, шкура крокодила, огромные зубы акулы, длинная змеиная кожа и коробка с наколотыми на булавки бабочками.
«Какая гадость, — подумала Элизабет и заметила, что на каждом экспонате имеется ценник. — Неужели кто-нибудь покупает этих чудищ? Но медведя я все-таки нашла».
— Осторожно, не упадите, милочка.
От неожиданности Элизабет чуть не слетела с лестницы. Обернувшись, она увидела беззубую седую старуху в синем дырявом свитере, сидящую на ящике для молочных бутылок. Юбка с заплатками едва прикрывала острые колени.
«Господи, да она сама как чучело», — подумала ван дер Меер.
Сверху послышался голос, прозвучавший с резким американским акцентом:
— Эй, дорогая, здесь тоже лавки! Иди посмотри. Bay!
Вскоре на лестнице показались бледные мужские ноги в шортах, болтающаяся майка, перетянутая ремнем с красной поясной сумкой, и ядовито-зеленая бейсбольная кепка с сеточкой, лихо сдвинутая на затылок. На шее висели темные очки на желтом шнурке. Лицо сияло радостной улыбкой.
— Ну и темнотища тут у вас. Почему света-то нет? Ой, блин!.. — испуганно воскликнул человек, увидев оскалившегося медведя. — Так и окочуриться можно. Джинни, иди посмотри, какой здесь мишка!
— Что там такое, Тед? — раздался тонкий щебечущий голосок, принадлежавший тетке в цветастой блузке, готовой вот-вот разойтись по швам на ее необъятной фигуре. — Ой, теперь вижу, — пискнула она, чуть не свалившись с последних ступенек. — Вот это да!
Тетка стала разглядывать медведя, который, казалось, тоже был поражен столь внушительными габаритами.
— Посмотри-ка, Джинни. Тут и картины есть. Вот эта мне нравится.
Они подошли к старухе, сидевшей на ящике. Та приветливо заулыбалась:
— Прошу прощения, что так темно. Свет весь день мигает, а лампу поменяют только в понедельник. Сегодня я здесь одна торгую. Гляжу, вам понравился наш Герберт. Вот это медведь так медведь. Его хозяин Джим Бойлан, но сегодня его нет. Герберт уже год тут стоит. Все никак не найдется покупатель.
— Мы бы взяли его, мадам, да только он в мой чемодан не влезет, — сказал Тед, и они с теткой громко заржали. — Эй, Джинни, взгляни-ка на это…
С трудом оторвавшись от чудовищного зверинца, ван дер Меер пошла осматривать другие лавчонки. Их было всего четыре. При распределении мест их владельцы, очевидно, вытянули короткую спичку. В подвале царили темнота и сырость, как в подводной лодке. Элизабет стала рассматривать выставленный товар. Здесь были только картины. Коллекция монстров у лестницы явилась единственным исключением. Ван дер Меер все время тянуло оглянуться и увидеть их снова. Передернув плечами, она занялась картинами.
По стенам была развешана невообразимая мазня в пышных безвкусных рамах. Неужели Малевича спрятали в одной из этих лавок? Скатали в трубку и засунули в угол? О Господи, лишь бы они не свернули полотно слишком туго. Убить их будет мало, если оно потрескается. Осмотрев все три лавки, ван дер Меер не нашла ничего обещающего и решила возвратиться к прилавку старухи, у которого по-прежнему толклись американцы.
Когда Элизабет обернулась, ей показалось, что старуха смотрит на нее, но, подойдя поближе, она увидела, что это беззубое костлявое существо сидит к ней спиной, наблюдая за болтающей парочкой.
— Мне нравится вот эта, Тед. Она здорово будет смотреться на нашей кухне.
— Нет, слишком большая и какая-то бесцветная. Я такую и сам тебе нарисую.
— Но она подходит к нашим стенам. Я читала, что картины должны сочетаться с цветом стен или что-то в этом роде.
— Да я тебе десяток таких намалюю, когда мы домой вернемся.
— Заметано.
Они вразвалку пошли к лестнице и стали подниматься по ступенькам, жалобно стонавшим под весом Джинни.
Когда они ушли, в подвале установилась блаженная тишина, нарушаемая лишь потрескиванием лампы и прерывистым дыханием старухи. И тут Элизабет поняла, о чем говорили американцы.
Вокруг старухи висело множество картин в золотых рамах. Среди них выделялось белое полотно в подрамнике.
Ван дер Меер сняла его с крючка. Взглянув на края холста, она заметила, что тот прикреплен к подрамнику новенькими блестящими скрепками. Ткань была натянута неровно, в нижнем левом углу виднелась небольшая складка. Похоже, ее натягивали на подрамник в спешке и совсем недавно. Потом она посмотрела на саму картину.
— Нравится, милочка? — спросила старуха, глядя на ван дер Меер косыми глазами.
— Мадам, меня зовут Элизабет ван дер Меер. Я директор Национальной галереи современного искусства в Лондоне. Эта картина принадлежала нашему музею и была из него похищена. Я пришла, чтобы возвратить ее на место. Вы можете сказать, откуда она у вас?
Старуха подозрительно уставилась на нее.
— Не знаю. Вообще-то всеми делами занимается мой муж. Наверное, он принес ее на этой неделе. Она у нас совсем недавно. Вам нравится?
— Да, но… а ваш муж… ладно, не важно. Спасибо.
Не выпуская картину, Элизабет повернулась, чтобы уйти.
— Извините, мисс. Она стоит десять фунтов.
— Что?
— Эта картина, которую вы уносите, стоит десять фунтов. Наличными.
— Вы меня не поняли. Это собственность Национальной галереи…
— Послушайте, милочка. Мне начхать, откуда она. Хоть из гробницы Тутанхамона. Там на боку есть ценник. На нем написано «десять фунтов». Это значит, что мой Родди назначил такую цену. Хотите купить, пожалуйста…
