– Полиция по-прежнему не обнаружила никаких улик…
Все дружно вздохнули. Общий полный отчаяния стон пронёсся над стоянкой.
Ингер Йоханне протиснулась через толпу. Она приехала в магазин за покупками. Холодильник был пуст. Она плохо спала и разнервничалась, входя в торговый зал, – детская коляска блокировала автоматическую дверь. Список покупок упал на землю и прилип к подошве проходящего мимо мужчины.
– Простите, – сказала она и притянула к себе пустую тележку.
Бананы точно надо купить. Хлопья для завтрака и бананы. Молоко, хлеб и что-нибудь для бутербродов. Продукты для сегодняшнего незатейливого обеда, который она съест одна, и что-нибудь повкуснее для завтрашнего, ведь завтра Исак привезёт Кристиане. Тефтели. Но сначала бананы.
– Привет.
Она редко краснела, однако сейчас почувствовала, что её щёки порозовели. Перед ней с бананами в руке стоял Ингвар Стюбё. Да что он всё время улыбается, подумала она. Сегодня-то у него нет поводов для веселья!
– Вы так и не позвонили мне, – сказал он.
– Каким образом вам удалось узнать, где я?
– Я же полицейский. Мне потребовался всего час, чтобы выяснить это. У вас ведь ребёнок. Вам никогда не удастся уехать куда-нибудь, не оставив при этом массу следов.
Он положил бананы в её тележку:
– Вы собирались купить бананы?
– Ммм.
– Мне нужно поговорить с вами.
– А как вы вычислили, что я здесь?
– Должны же вы были поехать за покупками после поездки! Насколько мне известно, это ближайший магазин.
«Ты знаешь, куда я езжу за покупками, подумала она. Ты узнал это и пробыл тут, судя по всему, довольно долго. Или тебе жутко повезло. Здесь, наверное, тысяча человек. Мы могли разминуться. Ты знаешь, куда я езжу за покупками, и ты специально искал меня тут».
Она выбрала четыре апельсина из огромной кучи и положила их в пакет. Завязать его оказалось непросто.
– Позвольте, я помогу вам.
Ингвар Стюбё схватил пакет. У него были толстые, но ловкие пальцы.
– Вот. Мне действительно очень нужно поговорить с вами.
– Здесь?
Она скрестила на груди руки и попыталась придать лицу саркастическое выражение. Вот только как сделать это, если щёки у неё красные, как томаты, лежащие на прилавке?
– Нет. Мы могли бы… Может, вы поедете со мной в участок? Правда, это на другом конце города, так что если вы полагаете, что удобнее будет…
Он пожал плечами.
«Мы можем поехать ко мне домой. Господи, я вернусь домой с мужчиной! Кристине сейчас… В квартире будем только мы вдвоём. Нет. Так не пойдёт».
– Мы можем поехать ко мне, – тихо сказала она. – Я живу здесь рядом. Да вы ведь знаете.
– Дайте мне ваш список, так будет быстрее.
И он протянул руку.
– У меня нет списка, – выпалила она. – С чего вы взяли?
– Вы производите такое впечатление, – сказал он, опуская руку. – Человека, отправляющегося в магазин со списком. Я был в этом уверен.
– Значит, вы ошиблись, – ответила она и резко отвернулась.
– У вас здесь очень уютно.
Он стоял посреди комнаты. К счастью, она успела прибраться сразу после приезда. Ингер Йоханне неопределённо махнула рукой в сторону дивана. Сама она села в кресло. Только через несколько минут она заметила, что сидит на самом краешке. Осторожно, чтобы Ингвар Стюбё не заметил, она уселась поудобнее.
– Значит, никаких видимых причин смерти, – медленно проговорила она. – Сара просто умерла.
– Да. Маленькая царапина чуть выше уха. Такая ранка никак не может быть причиной смерти. И никаких других повреждений. Здоровый, хорошо развитый восьмилетний ребёнок. В этот раз он снова… я имею в виду убийца. Нам, конечно, неизвестно, мужчина это или женщина…
– Я думаю, вы можете говорить «он».
– Почему вы так считаете?
Она пожала плечами:
– Ну, во-первых, это проще, чем постоянно повторять «он или она». А кроме того, я уверена, что это «он». Не спрашивайте, почему. Я не могу объяснить свою точку зрения. Может быть, это всего лишь предрассудок. Мне очень сложно представить себе женщину, способную обращаться с детьми подобным образом.
– А кто, по-вашему, может обращаться с детьми таким образом?
– Что вы хотели сказать?
– Я спросил…
– Да нет, я перебила вас. Вы сказали, что и в этот раз он…
– Ах, да. Он давал ребёнку транквилизатор. В моче снова обнаружен диазепам. Весьма незначительное количество.
– Зачем давать ребёнку успокоительное?
– Наверное, чтобы успокоить его. Может быть, ему нужно было… Может быть, он содержит их в таком месте, где они должны вести себя тихо. Он хочет, чтобы они спали.
– Если цель состоит в том, чтобы усыпить их, не проще ли дать им снотворное?
– Да. Но он может не иметь доступа к подобным средствам. Вероятно, у него есть только… валиум.
– А у кого есть доступ к валиуму?
– О Господи… – Он передёрнул плечами, пытаясь преодолеть зевоту, и резко мотнул головой. – У огромного числа людей, – ответил он и вздохнул. – Во-первых, у всех, кому это средство прописал врач. В данном случае речь идёт о тысячах, если не о десятках тысяч. Кроме того, у нас есть аптекари, врачи, медсёстры… Да кто угодно! Знаете ли вы, что больше шестидесяти процентов людей, находясь в гостях, обшаривают шкафчики в ванной комнате? Проще всего стащить две-три пилюли. Если нам когда-нибудь и удастся взять этого парня, это случится совсем не потому, что упаковка валиума послужит против него уликой.
– «Если нам когда-нибудь…», – повторила Ингер Йоханне. – Звучит весьма пессимистично.
Ингвар Стюбё взял в руку игрушечный автомобиль. Машинка ездила взад-вперёд по его ладони, фары слабо светились, когда колёса начинали вращаться.
– Ей нравятся только красные автомобили, – сказала Ингер Йоханне. – Кристиане не интересуют куклы или поезда. Только автомобили. Красные. Пожарные машины, лондонские автобусы. Мы не знаем почему.
– Что с ней не так?
Он осторожно поставил игрушку на журнальный столик. Резиновая шина с одного колеса оторвалась, и маленький диск царапал стеклянную поверхность.
– Мы не знаем.
– Она замечательная. Очень милая.
Он говорит с такой убеждённостью! Но ведь он видел её всего один раз.
– И по-прежнему у вас нет никаких улик… Он же должен был зайти в тот подъезд на Уртегата или попросить кого-нибудь… Вы нашли свидетелей?
– Автомобиль для перевозки грузов!
