— Ну, может, не человек, — не сдавался Ингвар, — может быть, группа людей, у которых было больше, чем у остальных, оснований чувствовать себя обиженными? Журналисты желтой прессы? Звезды телевидения? Политики?
— Авторы детективных романов! — Наконец-то она широко и искренне улыбнулась, показав маленькие белоснежные зубы с щербинкой между передними. На одной щеке появилась ямочка — овальная тень забытого смеха.
— Что?
— Несколько лет назад, когда его выдумки еще удостаивались внимания, он написал пародию на три бестселлера того года. Дурацкую, но ужасно смешную. Он вошел во вкус, это было что-то вроде его товарного знака в течение нескольких лет — ругаться с авторами детективов. Даже в тех ситуациях, когда это было ни к чему. Такой персональный вариант выражения «Вообще-то я считаю, что Карфаген должен быть разрушен».
Выхлопная труба грохотала под окном гостиной. Ингвар слышал, как во внутреннем дворе лает собака. У него болела спина и ломило плечи. Глаза были сухими, и он потер их кулаками, как сонный ребенок.
Что мы делаем, подумал он. Что я делаю? Гоняюсь за тенями и призраками. Ничего не нахожу. Никаких совпадений, никакого сходства, никакой дороги, по которой можно идти. Ни одной невидимой заросшей тропинки. Мы блуждаем в потемках, не находим ничего, кроме новых непролазных чащ. Фиона Хелле была популярной. У Вибекке Хайнербак были политические противники — но никаких врагов. Вегард Крог был смешным донкихотом, который во времена фанатизма, терроризма и настоящих катастроф вел войну с авторами развлекательных книг. Вы подумайте, какой человечище!..
— Мне нужно идти, — сказал он. — Уже поздно.
— Уже? — Она казалась удивленной. — Ну то есть... Конечно.
Она сходила за его пальто и вернулась прежде, чем он выбрался из мягких подушек.
— Мне очень жаль, — извинился Ингвар, надевая пальто, — что так все получилось.
Эльсбет Давидсен не отвечала. Она молча шла перед ним к выходу.
— Спасибо, что разрешили мне прийти, — еще раз поблагодарил Ингвар.
— Вам спасибо, — серьезно сказала Эльсбет Давидсен и протянула ему руку. — Было приятно познакомиться.
Ингвар почувствовал теплоту ее мягкой сухой ладони и отпустил ее на секунду позже, чем следовало бы. Потом он отвернулся и вышел. Собака во внутреннем дворе нашла себе компанию, дворняги громко лаяли, и их тявканье сопровождало его до самой машины, которая была припаркована на соседней улице. Оба зеркала были сломаны, и на дверце с правой стороны кто-то нацарапал прощальное напутствие восточной окраины Осло: «Fuck you, you fucker.
[15]
Ингвар вздохнул: по крайней мере написано без ошибок.
14
— Ты сегодня прекрасно выглядишь, Ингер Йоханне. Правда. За тебя. — Зигмунд Берли поднял бокал с коньяком.
Его, казалось, совершенно не смущало, что никто больше не пьет. Красные пятна расползались по щекам, он широко улыбался.
— Просто удивительно, что может сделать хороший ночной сон, — заметил Ингвар.
— Ну, скорее сон в течение почти суток, — пробормотала Ингер Йоханне. — Я думаю, в последний раз я столько спала после выпускного.
Она остановилась за спиной Зигмунда и без слов, жестами, спросила, зачем Ингвар притащил коллегу домой в будний день.
— Зигмунд сейчас соломенный вдовец, — громко сообщил Ингвар. — И он такой балбес, что не позаботится о том, чтобы подзаправиться, если только еду не поставят на стол перед его носом.
— Если бы меня так кормили каждый день! — мечтательно сказал Зигмунд и подавил отрыжку. — Это самая вкусная пицца, которую я когда-либо пробовал. Мы обычно покупаем в «Грандиоза». Ее сложно готовить? Запишете рецепт для моей жены? — Он успел схватить последний кусок с противня, прежде чем Ингвар его убрал.
— Может, лучше пива? — без особой надежды спросила Ингер Йоханне, глядя на бутылку коньяка на подоконнике. — Если ты еще будешь есть. Разве оно не... лучше подходит?
— Коньяк прекрасно подходит ко всему, — весело ответил Зигмунд, заталкивая в рот остатки пиццы. — Как же у вас хорошо! Спасибо за приглашение.
— Пожалуйста, — сухо ответила Ингер Йоханне. — Ты наелся?
— Я по жизни голоден, — хихикнул гость и запил остатки пиццы остатками коньяка.
— Господи боже мой, — вздохнула Ингер Йоханне и пошла в ванную.
Зигмунд был прав, сон пошел ей на пользу. Синяки под глазами почти исчезли, хотя все равно оставались заметнее, чем ей хотелось бы. С утра она нашла время, чтобы полежать в ванне, сделать питательную маску для волос, подстричь и накрасить ногти, наложить косметику. Когда она наконец-то почувствовала, что готова забрать Рагнхилль, она легла и проспала еще полтора часа. Мама требовала, чтобы ей снова отдали внучку на выходные. Ингер Йоханне отрицательно покачала головой, но мамина улыбка ясно давала понять, что она не собирается сдаваться.
Что же такого есть в материнстве? — думала Ингер Йоханне. Я тоже стану такой? Такой же нудной приставалой, но легко угадывающей все проблемы своих детей? Она единственная, кому я могу доверить детей без страха и стыда. И она снова делает меня ребенком. А мне нужно хотя бы иногда побыть ребенком, без обязанностей, без забот. Я не хочу становиться такой, как она, но она мне нужна. Что же такого есть в материнстве?
Она, задумавшись, очень долго держала ладони под холодной водой.
Больше всего ей хотелось лечь спать. Казалось, что за прошлые сутки тело вспомнило, какое удовольствие — спать, и требовало этого удовольствия. Но было всего девять. Она насухо вытерла руки, надела очки и нехотя пошла обратно в кухню.
— ...или... что скажешь, Ингер Йоханне?
На круглом, как луна, лице Зигмунда сияла обращенная к ней ожидающая улыбка.
— О чем? — спросила она, пытаясь улыбнуться в ответ.
— Ну, я утверждаю, что теперь сделать профиль убийцы проще. Если мы принимаем все твои теории всерьез.
— Все? У меня не так много теорий.
— Перестань цепляться к словам, — попросил Ингвар. — Зигмунд прав, тебе не кажется?
Ингер Йоханне сделала глоток из бутылки с минеральной водой. Потом закрыла ее крышкой, немного подумала, легко улыбнулась и сказала:
— Ну да, у нас теперь гораздо больше исходного материала, чем раньше. Тут я с вами согласна.
— Так давай же! — Зигмунд подтолкнул к ней бумагу и карандаш. Глаза блестели, он был нетерпелив, как ребенок.
Ингер Йоханне раздраженно посмотрела на чистый лист.
— Проблема в Фионе Хелле, — медленно сказала она.
— Почему? — спросил Ингвар. — Разве она не единственная, кто не представляет для нас проблемы? В ее деле есть убийца и очевидный мотив, подкрепленный признанием убийцы.
