Она быстро прикрыла бокал ладонью, когда Ханна хотела подлить вина.
— Нет, спасибо. Чудесное вино, но я собираюсь поспать.
Ханна не настаивала, заткнула бутылку пробкой.
— Помнишь, как мы сидели тут и смотрели церемонию инаугурации? — сказала она. — И говорили о том, что, наверно, они очень здорово спланировали свою жизнь. Помнишь?
— Да, — отозвалась Ингер Юханна. — Пожалуй, я тогда… переживала больше, чем ты.
— Потому что ты не такой скептик, как я. По-прежнему способна восхищаться.
— А как же иначе! — воскликнула Ингер Юханна. — Хиллари Клинтон отрабатывает имидж жесткого, несговорчивого и самоуправного политика, тогда как…
— …она всеми силами старается создать совершенно другой образ, верно?
— Да. Безусловно. Однако это требует времени. В Хелен Бентли есть что-то… — Она покачала головой, отвела за ухо прядь волос. И тут только заметила, что линзы очков сплошь захватаны пальчиками Рагнхильд. Сняла очки, протерла подолом блузки. — Что-то не поддающееся определению, — добавила она немного погодя. — Факторы «икс». Теплая, красивая, женственная, а вместе с тем сумела доказать свою силу карьерой и участием в войне. Она, без сомнения, крепкий орешек, и врагов у нее предостаточно. Но и с ними она обращается… иначе? — Ингер Юханна надела очки, взглянула на Ханну. — Понимаешь, о чем я?
— Да, — кивнула та. — Другими словами, она мастерица пудрить народу мозги. Даже ожесточенных противников заставляет поверить, что относится к ним с должным уважением. Но мне любопытно, как обстоит с ней самой.
— С ней самой? Что ты имеешь в виду?
— Брось, — улыбнулась Ханна. — Ты ведь не думаешь, что она вправду такая белая и пушистая, как кажется?
— Но… Если б там что-то было, кто-нибудь наверняка бы давно докопался! Американские журналисты как раз по этой части здорово наторели, что угодно разнюхают.
Как ни странно, Ханна выглядела оживленной, впервые за все время их неблизкого и не слишком продолжительного знакомства. Казалось, тот факт, что пропавший американский президент сейчас в полной отключке лежит на диване, выгнал ее из непроницаемого кокона дружелюбной безучастности, каким она обыкновенно себя окружала. Весь мир затаил дыхание, изнывая от страха за Хелен Лардал Бентли. И Ханна Вильхельмсен, похоже, наслаждалась всеобщими мучениями. Ингер Юханна вообще не знала, как все это понимать. И по душе ли ей это.
— Глупышка! — засмеялась Ханна и толкнула ее в бок. — Нет ни одного человека, ни одного на всем свете, кто бы не имел какого-нибудь постыдного секрета, который он тщательно скрывает от других. Чем выше стоишь на иерархической лестнице, тем опаснее для тебя даже самый пустяковый проступок в прошлом. У нашей подруги наверняка тоже что-то есть…
— Пойду лягу, — сказала Ингер Юханна. — Ты посидишь?
— Да, конечно, — кивнула Ханна. — Во всяком случае, пока ты не проснешься. Подремлю, наверно, прямо тут, в кресле, и почитать у меня есть что.
— Пока Рагнхильд не проснется, — уточнила Ингер Юханна и, опять зевнув, ушаркала в гостевых тапках на кухню за водой. На пороге она обернулась и тихо сказала: — Ханна…
— Да?
Ханна не повернула кресло. Сидела, по-прежнему глядя на игру пламени. Она успела подлить себе вина и приподняла бокал.
— Все-таки почему ты не хочешь сообщить, что она здесь?
Ханна отставила бокал. Медленно повернулась к Ингер Юханне. В комнате было темно, только горел огонь в камине да с улицы проникал свет майской ночи. Среди густых теней лицо Ханны казалось совсем худым, глаз не рассмотришь.
— Потому что я ей обещала, — ответила она. — Неужели непонятно? Я пожала ей руку. Потом она отключилась. Обещания надо выполнять. Ты согласна?
Ингер Юханна улыбнулась.
— Да. Как раз в этом мы с тобой согласны.
31
На Восточном побережье США было ровно шесть вечера.
Младшая дочь Ала Муффета, Луиза, получила разрешение приготовить обед. Приезд дяди надо отметить, так она считала. После смерти бабушки, папиной матери, они почти потеряли связь с отцовской родней, и Луиза настояла на своем. Ал закрыл глаза в безмолвной молитве кухонным богам, глядя, как она снова и снова открывает шкаф с деликатесами.
Так-так, гусиная печенка.
Последняя банка русской икры из ящика, которым семейство отпускников расплатилось с ним за то, что он вылечил их щенка от запора.
— Луиза, — негромко сказал он. — Совершенно не обязательно доставать все, что у нас есть. Притормози, будь добра.
Девочка обиженно надула губки.
— Хоть ты и считаешь, что с родней особо незачем церемониться, я думаю, это самый подходящий повод устроить обед с размахом, папа. Кого нам угощать, если не дядю? Моего дядю, папа! Моего родного дядю!
Ал Муффет набрал воздуху и медленно выдохнул:
— Не забудь, он мусульманин. Свинина исключается!
— А ты как раз обожаешь ребрышки. Фу, стыдись!
Он любил дочкин смех. Она смеялась точь-в-точь как ее мама; смех — последнее, что сохранилось в памяти, когда Ал Муффет закрывал глаза и пытался представить себе жену, а не ту изможденную тень, какой она стала от болезни. Но ничего не выходило. Лицо забылось. Он помнил лишь легкий аромат духов, которые подарил ей на помолвку и которым она с тех пор отдавала предпочтение. И смех. Мелодичный, звонкий, как колокольчик. Луиза унаследовала этот смех, и порой Ал нарочно рассказывал что-нибудь смешное, чтобы закрыть глаза и слушать, как она смеется.
— Что здесь происходит? — спросил Файед, появившийся на пороге. — Кто у вас глава семьи? Ты?
Он подошел к кухонному столу, взъерошил Луизе волосы. Девочка улыбнулась, взяла баклажан и начала привычными движениями срезать кожуру.
Мне не разрешается ерошить ей волосы, подумал Ал Муффет. С не по годам взрослой девочкой так обращаться нельзя, Файед. Ведь ты совсем не знаешь ее.
— Хорошие у тебя дочки, — сказал Файед, поставив бутылку вина на незатейливый дубовый стол посреди кухни. — Думаю, оно вам понравится. А где Шерил и Кэтрин?
— Шерил уже двадцать, — буркнул Ал. — В прошлом году она уехала из дома.
— Вот как. — Файед отступил немного в сторону, чтобы, выдвинув ящик, сохранить равновесие. — Штопор тут найдется?
Алу почудился запах алкоголя. Когда же Файед обернулся к нему, определенно заметил, что глаза у брата влажные, а рот словно обмяк.
— Ты пьешь? — спросил он. — Я думал…
— Крайне редко, — перебил Файед и кашлянул, будто стараясь взять себя в руки. — Но в такой день, как сегодня… — Он опять засмеялся и локтем подтолкнул племянницу: — Вижу, ты решила устроить настоящий пир. И я с тобой согласен. Кстати, у меня и подарки приготовлены для вас, для девочек. После обеда откроем. В самом деле очень приятно повидать вас всех!
