— Что? What?
По части бесстрастности коренастый норвежец с американцем соперничать не мог. На мгновение он буквально разинул рот, потом собрался, взял себя в руки. Полицейская медленно сделала несколько шагов к автомобилю. Она пока не разбирала, что они говорят.
Из гостиницы вышли еще четверо. Один вполголоса говорил по мобильнику, устремив неподвижный взгляд на жуткую стальную скульптуру, которая изображала человека, ожидающего такси. Остальные трое агентов делали знаки кому-то незримому для полицейской, потом, как по команде, все разом повернулись к ней.
— Hey you! Officer! You!
[6]
Полицейская неуверенно улыбнулась. Подняла руку и вопросительно указала на себя.
— Yes, you, — повторил один из агентов и, сделав три широких шага, оказался рядом с нею. — ID, please.
[7]
Она достала из внутреннего кармана полицейское удостоверение. Агент бросил взгляд на норвежский герб и, даже не глянув на оборотную сторону, где была фотография, вернул документ.
— The main door, — буркнул он, уже отворачиваясь и намереваясь вернуться к своим. — No one in, nо one out. Got it?
[8]
— Yes. Yes. — Полицейская сглотнула, выкатила глаза. — Yes, sir!
Агент успел отойти и не услышал вежливого ответа, который наконец-то пришел ей в голову.
Ночной ее коллега направлялся к подъезду — видимо, получил такой же приказ и выглядел нерешительно. Все четыре машины кортежа неожиданно резко газанули, сорвались с места и уехали.
— Что тут происходит? — прошептала полицейская, заняв пост у двойной стеклянной двери; коллега пребывал в полном недоумении:
— Что, черт возьми, происходит?
— Мы… думаю, мы должны охранять эту дверь.
— Это я понял. Но… зачем? Что стряслось?
Пожилая дама подошла изнутри к двери, попыталась привести ее в движение. Дама была в темно-красном пальто и забавной шляпке с цветочками по краю полей; на груди приколот праздничный бант, концы ленточек свисали чуть не до земли. В конце концов она совладала с дверью и выбралась наружу.
— Простите, сударыня. Придется немножко подождать. — Полицейская изобразила самую что ни на есть дружелюбную улыбку.
— Подождать? — возмутилась дама. — Через четверть часа я встречаюсь с дочерью и внучкой! У нас места в…
— Это наверняка не займет много времени, — успокоила полицейская. — Если бы вы…
— Я обо всем позабочусь, — сказал человек в гостиничной униформе, который быстрым шагом вышел из холла. — Сударыня, будьте добры, пройдемте со мной…
— Oh say, can you seeeeee, by the dawn's early liiiiiiight…
Могучий голос неожиданно вспорол утреннюю тишину. Полицейская резко обернулась. С северо-запада, где ныне перекрытая дорога вела к парковке на южной стороне Центрального вокзала, приближался корпулентный мужчина в черном пальто, с микрофоном в руке, за ним следовал духовой оркестр.
— …what so prouuuuuudly we hailed…
Полицейская тотчас узнала его. Да и белую униформу музыкантов ни с чем не спутаешь, и ей вдруг вспомнилось, что молодежный оркестр и этот мужчина с могучим голосом должны были, по замыслу, создать у госпожи президента приподнятое утреннее настроение, ровно в половине восьмого, перед отъездом во дворец на завтрак.
Барабанная дробь гремела вовсю. Певец пригнулся, словно для прыжка, и грянул:
— …at the twighlights last gleeeeeming…
Оркестр пытался играть в ритме марша. Певец же, наоборот, предпочитал более торжественный такт, а потому все время отставал от музыки, и страстная его жестикуляция забавно контрастировала с военной выправкой оркестрантов.
Госпожа президент так и не появилась. Автомобильный кортеж давно уехал. Американцы, судя по всему, успели отдать все необходимые распоряжения и скрылись в гостинице, за закрытыми дверями никого не видно. Только пожилая дама в шляпке стояла за стеклом, явно вне себя от ярости. Дверь, по-видимому, заблокировали. Молодая полицейская в одиночестве стояла у подъезда, толком не зная, что ей делать. Коллега и тот куда-то исчез.
Ее одолевали сомнения: правильно ли она поступила, подчинившись приказу иностранца? Смена не пришла, хотя должна бы.
Наверно, надо кому-нибудь позвонить.
Может, от холода, может, от нервозности вследствие важной миссии, но сорок оркестрантов и вокальная звезда неутомимо продолжали исполнять «Star-Spangled Banner»
[9]
на перекрытой дороге, превращенной в совершенно неудачную концертную площадку, ведь единственным их слушателем была полицейская.
— Черт побери, Марианна! Полная хреновина!
Полицейская стремительно обернулась. Из боковой двери гостиницы выбежал ее коллега. Без фуражки. Она поморщилась, поправила свою.
— Она пропала, Марианна. — Коллега с трудом перевел дух.
— Что-что?
— Я случайно подслушал… просто хотел выяснить, что происходит, ну и…
— Нам приказано стоять здесь! Охранять вход!
— А с какой стати я должен выполнять их приказы? Здесь не их юрисдикция! И вообще нам положено смениться, еще полчаса назад. Словом, я зашел с черного хода. — Он энергично махнул рукой, показывая, где это. — И, между прочим, гостиничный персонал меня не остановил — понятное дело, представитель власти, в форме… вот я и…
— Кто пропал?
— Как кто? Бентли! Президент!
— Пропала… — повторила полицейская без всякого выражения.
— Исчезла! Никто понятия не имеет, где она! По крайней мере… Я подслушал разговор каких-то двух хмырей, и… — Он осекся, достал мобильник.
— Кому ты собираешься… — начала Марианна и поспешно зажала ладонью одно ухо: оркестр заиграл еще громче. — Кому ты звонишь?
— В газету, в «Вердене ганг», — шепотом ответил он. — Тыщ десять отстегнут. Как минимум.
Она молниеносно выхватила у него телефон, буркнула:
— Ну уж нет! Надо связаться с… с… — Она смотрела на мобильник, будто ожидая от него помощи. — С кем нам нужно связаться?
— …and the laaaaand of the freeeeee!
Песня умолкла. Солист неуверенно поклонился. В оркестре послышались смешки. Затем настала тишина.
Голос у полицейской звучал пискливо и резко, рука дрожала, когда она протянула коллеге телефон:
— Кому… кому, черт побери, надо сообщить?
