— Кроме исчезновения Ланторна и тюремщика о чем-нибудь еще известно?
— Пока это все.
— Так… Начальника тюрьмы — на место его бывших подопечных. И пусть его незамедлительно допросят.
— Кого прикажете назначить на его должность? Или он вернется к своим обязанностям, в случае если докажет свою невиновность?
— Не вернется. Он виновен в любом случае — либо в измене, либо в халатности. Для наказания, которое он понесет, разница очень большая, но на службу я его в любом случае не верну. Насколько я понимаю, у его помощника достаточно опыта. Что скажешь сам? Он годится на эту должность? Тебе неоднократно приходилось иметь с ним дело.
— Я полагаю, годится, — осторожно ответил Колтон.
— Вот и хорошо. Отправишься и передашь мой указ на словах; все бумаги я подпишу утром.
— Будут еще какие-нибудь распоряжения?
— Сейчас — нет. Продолжайте поиски, оповестите всех, кого сможете. И не ограничивайтесь столицей. Они знали, на что идут, и понимали, что ворота закроются быстро. Поэтому, несомненно, спешили. Могли и успеть.
— Стало быть, делать тайну из побега не следует?
— Какую, к дьяволу, тайну? Сам говоришь, что вы оповестили об этом все посты. И правильно сделали. В нынешней ситуации глупо молчать, чтобы сохранить лицо. Я хочу, чтобы все знали: любое содействие Вилстону и его сообщникам чревато самыми серьезными последствиями.
— Все будет исполнено.
Колтон вновь поклонился и вышел из комнаты, так до конца и не разгибая спины. Рауль бросил на меня короткий взгляд. Губы его были сжаты, брови — нахмурены, на лбу пролегли борозды морщин. Задумавшись, он пересек комнату и снова остановился у окна. Я следила за принцем взглядом, не торопясь нарушать молчание.
— А ведь я сам виноват, — с грустной усмешкой произнес он, поворачиваясь к окну спиной. — Не далее как вчера подумал, что мое правление начинается с чрезмерного числа казней. Будет мне урок — впредь бояться своих желаний.
— У тебя мания величия, — возразила я. — Не думаю, что твоя мысль настолько материальна. К тому же Отилия по-прежнему в тюрьме.
— Как раз если бы сбежала Отилия, это мало бы меня волновало, — отозвался Рауль, меряя шагами комнату. — Теперь, когда она разоблачена и вход во дворец для нее закрыт, угрозы она практически не представляет. Вилстон — совсем другое дело. Его нельзя оставлять на свободе. Дьявол, почему я не поторопился с казнью? Хотел дождаться коронации, чтобы мои полномочия в этом вопросе не подлежали сомнению.
— Сейчас поздно раздумывать о том, как следовало поступить. Ты же слышал: скорее всего Вилстон не успел выбраться из города. Значит, арестовать его во второй раз — это только дело времени. Если повезет, к утру он снова будет здесь.
— Звучит так, будто я горю желанием его видеть, — хмыкнул Рауль. — Ладно, в любом случае надо ложиться спать. Завтра мне понадобится свежая голова.
Признаться, я ожидала, что первое время он будет лежать без сна — настолько взбудоражила его эта новость. Но принц заснул почти сразу, едва его голова коснулась подушки. Тот, кто научился спать, ожидая прихода наемного убийцы, сумеет уснуть при любых обстоятельствах.
Наутро Рауль не захотел разделить трапезу со своими родственниками. Мы завтракали вдвоем в соседней со спальней комнате, специально обустроенной для этой цели. Начальник стражи уже успел предоставить принцу отчет о проделанной работе, итоги которой, впрочем, не слишком отличались от того, что уже стало известно ночью. Завтрак проходил в атмосфере тяжелого молчания. Слышно было, как тикают часы, как звенит блюдце в тот момент, когда на него опускается чашка, как льется в бокал жидкость из услужливо наклоненного лакеем графина.
Шум на входе заставил лакея поспешить к двери. Вскоре он возвратился к нам и склонился перед принцем:
— Ваше высочество, господин Хоулман просит уделить ему несколько минут. Прикажете впустить?
— Пусть входит, раз пришел, — не без раздражения ответил Рауль, откладывая вилку в сторону и откидываясь на спинку стула. — С цепи они все, что ли, сегодня сорвались? — простонал он, когда лакей удалился из комнаты.
Советник приблизился к нам мягкой кошачьей походкой:
— Ваше высочество. Госпожа Говорящая. Чрезвычайно сожалею, что помешал вашей трапезе.
— Ни о чем вы не сожалеете, вы же для того и пришли, — беззлобно вздохнул Рауль, жестом показывая Хоулману, что тот может садиться на один из свободных стульев.
Советник, склонив голову, принял приглашение и сел на самый краешек сиденья, продолжая идеально ровно держать спину. Молодец. Хорошо знает, что, даже если тебе и разрешается сидеть в присутствии члена королевской фамилии, это еще не означает, что ты можешь чувствовать себя как дома. Конечно, мне легко рассуждать, учитывая, что сама-то я чувствовала себя вполне комфортно — и когда только успела привыкнуть??? — но стыдиться перед окружающими мне точно нечего: я к такому положению никогда не стремилась и отвоевать его не пыталась.
— Вы что-то хотели мне сообщить? — Рауль сам начал разговор, прежде чем на него посыплется очередная порция извинений и прочих соответствующих этикету фраз.
Я чувствовала, что на сегодня он уже наелся подобного досыта. А день еще только начинался. Как видно, Эдвард приучил своих подданных к определенному порядку, который внука устраивал значительно меньше, чем деда. Пройдет время, и будущий король вымуштрует своих придворных вести себя так, как удобно ему. Но на это уйдут месяцы.
— Я хотел посоветоваться с вами по одному вопросу, — осторожно сообщил Хоулман.
По лицу Рауля скользнула легкая усмешка: он оценил дипломатичность советника. «Посоветоваться по одному вопросу», вероятнее всего, означало «настоятельно порекомендовать вам действовать определенным образом».
— Я вас слушаю.
— Мне только что сообщили, что родители госпожи Отилии прибыли во дворец и просят вашей аудиенции.
В глазах Рауля не осталось и тени веселья, а его тон снова стал ледяным:
— И что с того? Откажите им, что может быть проще?
— Ваше высочество, могу ли я попросить вас взвесить также и другую возможность? Быть может, принять их — не такая уж плохая идея.
— Хоулман, вы что, заботитесь о спасении моей бессмертной души? Полагаете, что немного материнских слез окажутся для меня полезными? — вспылил Рауль. Вспылил, разумеется, в рамках своего характера, то есть весьма сдержанно.
— Что вы, ваше высочество, — улыбнулся Хоулман. — Будет ли мне позволено говорить прямо? — Видимо, прочитав во взгляде принца разрешение, он продолжил: — Я не священник, и потому мне нет никакого дела до вашей бессмертной души. Зато мне есть дело до того, что вы, без сомнения, являетесь достойным преемником своего деда, коему я имел честь служить верой и правдой почти с самого начала его правления. И потому меня беспокоит тот факт, что ваше восхождение на престол может начаться на не слишком благоприятной ноте.
