По мере того как Зивери говорила, глаза Слова все больше и больше расширялись. Неужели она действительно сможет так поступить? Очистит его карманы и бросит здесь, без гроша и даже без меча?
– Ты не сможешь!.. – выкрикнул он.
– Не смогу? – Зивери наставила на Слова палец. – А зачем мне тратить свое время? Если в твоей голове настолько мало мозгов, что ты, едва очнувшись от лихорадки и с дырой в спине, хочешь куда-то бежать… Думаю, если ты действительно такой осел, то твоя затея не осуществится в любом случае. Чего ради тогда мне ждать? Все равно большего, чем стоит твой меч, не получу.
В ярости Слов дернулся, но от резкого движения спину снова прострелила боль. Он замер, полусидя на своей кровати, будто не зная, как поступить дальше, чтобы боль прекратилась. В конце концов Слов снова рухнул на свою жесткую подушку.
– И чего я с ним вожусь? – Зивери покачала головой. – Может, действительно… – Голос ее стал громче. – Ладно, сейчас принесу тебе отвар, который прописал доктор.
Подхватив пустую миску, девушка грохнула за собой дверью, снова оставив Слова в одиночестве. Парень перепугался, что Зивери в самом деле решила его бросить. На мгновение все внутри дрогнуло… Но на глаза Слову попался его меч. Пояс с ножнами небрежно висел на спинке кривого стула. Нет, она бы не ушла, оставив меч здесь! Уж Зивери бы точно прихватила его с собой! Из груди Слова вырвался вздох облегчения. Она не могла бросить его беспомощного!
– Пей! – Зивери вернулась быстро. Едва закрыв дверь, девушка протянула своему подопечному щербатую глиняную кружку. Жидкость в ней выглядела совсем не аппетитно, а сквозь острый запах пробивались нотки пива, от которого, судя по всему, кружку не удосужились вымыть, давая ее девушке. – Я попробовала – гадость страшная. Но выпить тебе это придется.
Слов скривился, но поднес кружку ко рту. От резкой горечи язык скрутило так, что, казалось, он сейчас завяжется в узел. Первый глоток вознамерился вернуться тем же путем, каким попал в желудок Слова. Парень дернулся, но Зивери придержала кружку.
– Пей, пей! Я же говорила, что гадость!
Неимоверным усилием Слов заставил организм принять содержимое кружки, казавшейся бездонной. Когда та наконец опустела, парню показалось, что комната перед глазами чуть закачалась, а голос Зивери начал будто удаляться.
– Вот так… – На этот раз голос девушки звучал удовлетворенно. – И эту гадость ты будешь пить три раза в день. А насчет этой твоей леди Дорны – не волнуйся. Пока ты тут валяешься, я постараюсь что-нибудь разузнать о ней.
Была тому причиной забота Зивери или то, что на здоровье Слов никогда не жаловался, но уже на четвертый день лечения парень чувствовал себя вполне сносно. Резких движений, конечно, он еще делать не мог, опасаясь, что рана раскроется, однако к вечеру четвертого дня Слов даже смог выйти в общий зал таверны, где они с Зивери остановились. Все это время Зивери старательно пичкала Слова горьким отваром, бульоном и всем тем, что, похоже, полагается больным.
Что касается дел… Слов напоминал о леди Дорне по десять раз на день, но Зивери старательно уходила от этой темы. Вплоть до того, что, когда Слов очередной раз потребовал ответа, ему было приказано заткнуться и пить свой отвар. Впрочем, то, что считала нужным, девушка рассказывала Слову. Вот и в тот день, когда они со Словом сидели в общем зале, Зивери сама начала разговор:
– В Вуллире есть две леди Дорны.
Слов, поедавший кролика, который был не особо хорошо приготовлен, но после надоевшего бульона казался настоящим лакомством, застыл, не донеся вилку до рта.
– Две? – тупо повторил он.
– Две, – подтвердила Зивери, кивнув для верности. – Леди Дорна Бориген и леди Дорна Марагон.
Слов вспомнил наконец о кролике, но, посмотрев на него, аккуратно положил вилку обратно в тарелку.
– Насколько я помню из того письма, которое у тебя с собой, леди Дорна, которую мы ищем, знала твоих родителей. Так? – Дождавшись кивка, Зивери еще чуть помолчала и продолжала: – Леди Дорне из Дома Бориген вчера исполнилось тридцать семь лет. Значит, когда погибли твои родители, – девушка не обратила внимания, как собеседник поморщился при ее словах о смерти близких, столь вольно произнесенных, – ей было двадцать один – двадцать два года. Леди Дорна из Дома Марагон гораздо старше. Ей уже больше шестидесяти лет, и, насколько я узнала, последнюю неделю она греет свои старые кости на солнышке где-то в загородном имении. Какая из них тебе нужна?
– Две… – Слов уставился в тарелку с таким видом, будто ожидал услышать ответ от жареных останков кролика. – В письме Горела Сама говорилось… – Он снова задумался, припоминая, что же говорилось в письме. – Да! Горел Сам писал, что леди Дорна знала моего отца и… и была подругой моей матери.
– Знать твоего отца могли они обе. – Зивери тоже задумалась. Она схватила за рукав пробегавшую мимо девушку-официантку. – Принеси-ка мне вина. – По столу зазвенели несколько медяков, и, как только официантка, прихватив монеты, исчезла, Зивери продолжала: – Но если ты говоришь, что они были подругами… Думаю, что нам нужна леди Дорна Бориген.
– Почему? – спросил Слов.
– По возрасту она больше подходит в подруги твоей матери. Хотя… – Зивери пожала плечами. – В любом случае леди Дорну Марагон придется разыскивать где-то за городом, а леди Дорна Бориген сейчас в Вуллире.
Снова появилась официантка и, оставив на столе оловянный стакан с вином, умчалась дальше по своим делам. Зивери пригубила вино, скривилась, но снова отпила из стакана.
– Значит, сначала посетим ту леди Дорну, которая в городе, – согласился Слов.
Слову пришлось еще три дня просидеть в таверне, вливая в себя ту горькую жижу, которую по предписанию доктора приносила ему Зивери, пока девушка не согласилась, что больной достаточно окреп для того, чтобы выйти на улицу. Первый с момента выздоровления выход из таверны утомил Слова настолько, что он внутренне согласился с правотой своей спасительницы, не разрешившей ему выйти на улицу раньше. Они с Зивери всего лишь обошли квартал, однако по возвращении Слов чувствовал себя так, будто целый день провел на ногах.
Часть города, в которой находилась их таверна, явно была не из лучших. Слов ожидал увидеть что-то вроде того, что он запомнил в Этвуде. Отчасти, конечно, окружающее походило на столицу Дома Вудакс, но только что касается толп на улицах. Здесь так же, как и там, было многолюдно. Но вид домов и одежда прохожих скорее напоминали ту часть города, куда они с братом забрели, разыскивая мэтра Совина. Дома здесь были одноэтажные, а большинство из них вообще сложно было назвать домами. В памяти Слова всплыло слово «халупы». Все здесь было обшарпанным, несвежим… Стены многих построек щеголяли, словно синяками, разнотонными, а то и разноцветными пятнами, где рачительные хозяева подправляли облупившуюся краску. У менее рачительных хозяев на месте облупившейся краски или осыпавшейся штукатурки на стенах просто зияли дыры. Улицы здесь когда-то были вымощены брусчаткой, от которой сейчас остались лишь небольшие островки. Измазанные в пыли дети играли прямо на улицах, среди толп прохожих. А сами жители этой части города выглядели немногим лучше всего окружающего – такими же облупленными и ободранными, как и стены местных домов. Ловя их взгляды, у одних – словно опустошенные и разочарованные, а у других – хитрые и цепкие, Слов порадовался, что рядом с ним есть хотя бы Зивери, хотя он предпочел бы брата с мечом. Вот, например, тот здоровяк-оборванец, который проводил взглядом Зивери и ковыляющего за ней Слова, явно не прочь поживиться содержимым их карманов.
