Мидзуки следила за ходом битвы, оценивая силу своих заклинаний. Она наделила Киру мощью и умениями опытного воина, для того чтобы внушить ему уверенность, необходимую владыке Ако.
Кира был истинным созданием императорского двора Эдо: в словесных баталиях ему не было равных, он прекрасно владел невидимыми клинками слухов и сплетен, исподтишка вонзая их в спины врагов. Однако для того, чтобы стать повелителем богатейших угодий, настоящим даймё, заслуживающим всеобщего почтения и способным взять власть не только над Ако, необходимы были мужество и отвага, которыми Кира не обладал.
Колдунья вложила в него зачатки этих качеств, надеясь на то, что они впоследствии разовьются. А Кира по-прежнему стремился завоевать холодное, неприступное сердце госпожи Мики. Мидзуки могла бы внушить девушке обожание и преклонение перед Кирой – это было гораздо легче, чем наделять его силой и смелостью в битве.
Но нет, Кира принадлежал только кицунэ. Она и вправду любила его – за красоту, за жестокость, за страстную, но опасливую натуру. Мидзуки без всякого колдовства видела истинную сущность Киры, понимала его, как никто другой – ведь они были так похожи. Несмотря на все его людские недостатки, колдунья знала, что он тоже любит ее, хотя он и возжелал ничтожную смертную женщину – простую пешку в очередной партии сёги, символ всего того, что станет ему доступно, когда игра закончится. Его страсть быстро превратится в скуку, когда он поймет, что обладание женщиной, презирающей его, равносильно обладанию деревянной фигуркой.
Что ж, придется терпеть соперницу до тех пор, пока Кира не укрепится в своем положении нового владыки Ако. А потом либо Мика покончит с собой, не вынеся унизительного для себя союза, либо Кира прекратит упорствовать в своей страсти… Так или иначе, всегда найдутся тайные способы избавиться от ненужной помехи.
Кира перевел дух. Побежденных воинов вывели со двора. В воротах появился один из соглядатаев, которому не было равных в умении добывать сведения о противнике. Кира направился к пришедшему, встревоженный его неожиданным появлением.
Соглядатай упал на колени и распростерся в почтительном поклоне.
– Простите меня, господин, – сказал он, поднимая голову. – Полукровка сбежал с острова Дэдзима. По слухам, ему помог самурай.
Кира озабоченно нахмурился.
– Что слышно об Оиси? – спросил он.
– Говорят, что от него ушла жена и он отправился искать утешения во дворах развлечений Киото, – ответил соглядатай. – С тех пор его никто не видел.
«Словно фонарь при свете дня», – раздраженно подумал Кира.
Соглядатай потупил взор, и Кира понял, что плохие вести на этом не кончились.
– Вчера неизвестные напали на один из наших пограничных постов. Убиты пять человек.
Кира негромко выругался, велел соглядатаю убираться и направился к Мидзуки, которая вышла во двор и стояла, прислушиваясь к разговору.
– Отыщи их, – отрывисто приказал он ей, будто вассалу, покорно ждущему распоряжений господина.
Колдунья холодно взглянула на него.
– И что ты мне в этот раз наобещаешь? – укоризненно спросила она, задетая его небрежной наглостью.
Лицо Киры исказила уродливая гримаса:
– Я дал тебе кров и защитил тебя, ведьма! За неповиновение я выставлю тебя за порог и уничтожу и тебя, и весь твой род.
Мидзуки не отрывала от него глаз, но вызов в ее взгляде сменился обидой и страхом. Она грациозно поклонилась, стараясь не показать свои опасения.
Кира резко отвернулся и озлобленно велел еще двум воинам выйти с ним на поединок, готовый излить на них гнев и раздражение.
Колдунья медленно вернулась в свои покои, встревоженно обдумывая случившееся. Во дворе снова застучали боккэны. Она надеялась, что обретенная физическая мощь улучшит характер Киры, укрепит его уверенность в себе, но оказалось, что грубая сила всего лишь углубила порочность его духа. «Что ж, подаренное всегда можно отобрать, если он меня предаст», – подумала она. Впрочем, Мидзуки никогда об этом не забывала: не только серебристый мех отличает старую лисицу от неопытного лисенка.
Ронины остановили коней на опушке бескрайнего леса, который часто называли Морем деревьев, а еще чаще – и не без причины – Лесом тэнгу. Они замерли, безмолвно взирая на древнюю чащу, и даже Кай не двинулся с места.
– Мне бабушка про этот лес много рассказывала, пугала, – сказал Басё, нарушив молчание. – Было страшно, – признался он, глядя на Ясуно, который с трудом удерживал встревоженного коня. – Я последую за вами, господин, – с насмешливой церемонностью произнес Басё и ухмыльнулся.
Ясуно недовольно взглянул на товарища и послал коня вперед. Полукровка безропотно устремился следом. Следом двинулся Оиси, и все ронины вошли под покров леса. Дневной свет сменился полумраком.
Куда и как пробираться сквозь чащу, знал один лишь Кай – сами ронины не смогли бы теперь даже вернуться на опушку. Ясуно уступил место полукровке во главе небольшого отряда, и Кай сразу же свернул куда-то в сторону.
В густом подлеске не было даже тропинок. Полукровка вел отряд в гору каким-то неведомым путем, лошадей приходилось все время придерживать и ободрять. Никто не знал, на верном ли они пути и встретятся ли с тэнгу. Только сейчас Оиси понял, почему Асано так ценил талант следопыта в своем ловчем.
Солнце поднималось все выше и выше, но туман, окутывающий Лес тэнгу, не рассеивался, а, наоборот, становился все гуще, словно его исторгали исполинские древние деревья, чьи густые кроны застилали небо. Огромные стволы густо заросли мхом, с листьев непрестанно стекала роса, звоном капели нарушая тишину заповедного леса. Изредка лошадь задевала копытом камень, и звук разносился далеко по чаще. Обитатели леса, недовольные вторжением посторонних, попрятались кто куда. Ронины постоянно оглядывались, чувство тревоги нарастало. Казалось, в непроницаемой мгле затаились невидимые глазу твари, выжидая и следя за людьми.
Откуда-то из тумана донесся сдавленный стон, затем еще один, и еще, как если бы сама земля жаловалась на непрошеных гостей.
– Что это? – спросил Хара, нарушив охватившее всех колдовское молчание.
– Призраки, – неохотно ответил полукровка, не оглядываясь, словно отвечая на отчаянную мольбу объяснить, что происходит. – Это стонут старики, которых оставили здесь умирать. – Он отвел взгляд и сдержанно продолжил: – И нежеланные младенцы.
В голосе Кая слышалось нечто большее, чем привычная скрытность. Оиси знал, что обедневшие крестьяне часто избавляются от престарелых родителей и больных детей, оставляя их на смерть в лесу или на пустынных горных склонах. В обязанности каро господина Асано входило следить за тем, чтобы в провинции Ако никому не приходилось делать этот страшный выбор, вспомнил самурай.
Кай не отрывал взгляда от земли, скрытой клочьями тумана, вьющимися у копыт лошадей. С трудом сдерживая дрожь, Оиси заметил впереди мерцающие голубые огоньки, похожие на светлячков.
