Лицо Фенга помрачнело:
— Я не люблю шутников и уродов. Отвечай ей.
— Не знаю, — пробормотал я, опуская глаза. Я даже и не думал рассказывать всю правду двум людям, которые уже и так косо смотрели на меня.
Они постояли еще минуту, почесывая за ухом, переминаясь с ноги на ногу. Затем Розенблам пожала плечами:
— Ладно, это не имеет значения. С этого момента ты — наша канарейка на раскопках, парень. Каждый день ты будешь обходить их, переходить от одного участка рифов к другому. «Чувствуй» их или что ты там делаешь. Проверяй, безопасна ли работа с ними.
Я подумал, что значит канарейка — не то ли, что и мебтаку?
— Хорошо, — ответил я. Чем больше здесь людей, заинтересованных в том, чтобы я был жив, тем лучше.
— Думаешь, руководство даст добро? — скептически спросил Фенг. — Позволят ли они уроду свободно разгуливать по всему комплексу?
— Он — наш урод, — сказала Розенблам и рассмеялась. Она постучала по клейму на моем запястье. — Кроме того, уже пришло распоряжение от Натазы.
— От шефа безопасности?
— От его жены. Она приходила и спрашивала меня, что сделал он сегодня.
Фенг присвистнул сквозь зубы.
— Когда он выходит отсюда? — спросил он у медицинского техника.
— Вечером, — ответил он.
— Тогда ты можешь приступить к новой работе завтра, — сказал мне Фенг, — Я все устрою.
Он переключил свое внимание на Розенблам. Никто из них не спросил, что случилось со мной. Возможно, они слышали, возможно, их это не волновало. Они пошли к двери и скрылись за нею. Никто из них не поблагодарил меня за то, что сегодня я спас жизнь людям.
Но Линг Натаза, возможно, поблагодарила.
После этого я проводил свое рабочее время, переходя от одной точки раскопок к другой, пробираясь по очередному обнаженному участку рифа, слушая, чувствуя, ощущая незнакомые настроения водопада грез, перепроверяя спектрографические и биохимические анализы, дюжины других показаний, которые самостоятельно получала каждая команда. Время от времени я наталкивался на опасный карман, время от времени я находил что-то хорошее, что-то такое, интерпретировать которое не могло никакое оборудование. Ничего особенно такого очевидного, как то, что я заметил по пути в офис Натазы.
Казалось, никто не задумывается ни над чем, пока предполагает, что находится в безопасности. Я был рад обнаружить, что аномалии, достаточно большие, чтобы уничтожить всю рабочую смену, очень редко оказывались незамеченными, даже при том, что их пытались найти смены, загруженные работой, не имеющие достаточного оборудования и которым постоянно говорили, что они должны делать все возможное в поисках чудес, которые могут принести прибыль.
Я не собирался все время бегать от участка к участку. Я проводил больше времени в утробе мыслей облачных китов, мире, который я делил с Мийей, мире, который по-настоящему может почувствовать только гидран. Куда меньше времени я проводил с людьми, которые рассматривали рифы как нагромождение различных составляющих и ничего больше — химические побочные продукты, которые нужно разобрать по частям и использовать. Они не испытывали благоговения, не чувствовали присутствия чего-то неведомого. Настоящая природа рифов казалась им такой же несуществующей, какими они сами понемногу начинали казаться мне. Я проводил большую часть дня с шепотом рифов в голове, но когда я выходил из них в реальный мир, заполненный человеческими лицами и человеческими мыслями, мой мозг становился каменно-мертвым, и нити пси-энергии застывали, словно схваченные морозом.
Я ел, потому что надо было есть, и спал, так как надо было спать. За исключением этого мир вне рифов медленно исчезал для меня. Я лежал на своей койке, поглощенный образами, которые я вынес из своей дневной работы, давал им превратиться в сладкие воспоминания о Мийе — воспоминания, коснуться которых я не позволял себе, находясь в рифах, где внимание стоило жизни. Водопад грез заполнял мои мысли незнакомым морем, приглушающим человеческие голоса.
Рабочие расступались, когда я проходил мимо них, глядя на меня, словно на привидение. Я говорил только по необходимости, и это случалось нечасто, потому что у людей не было того, что я хотел бы получить. Все, что нужно было мне, я находил в рифах.
Так продолжалось до того дня, когда я начал работу на участке Синей команды. Проходя сквозь меняющуюся плотность и бледные оболочки вакуолей, я внезапно нашел смертельную ловушку. Такую, что на вкус казалась кислотой, пахла ядом, чувствовалась как путь в собственную могилу.
— Канарейка! Выходи, — ворвался в мои уши искаженный бестелесный голос Искпы, техника.
Я дотронулся подбородком до переговорного устройства в шлеме.
— Что? — спросил я хрипло, не веря своим ушам.
— Выходи, — повторила она.
— Нет. Я нашел тут кое-что. Большое и вонючее. Собираюсь идти глубже.
— Выходи, раб, сейчас же! — сказал кто-то. Кто-то другой: Икспа никогда не называла меня иначе, нежели Канарейка, после того, как Фенг представил ей меня. — Моя маленькая мертвая птичка, — ответила она, и хихикнула, словно удачно пошутила.
Я выругался, когда внезапная силовая волна от костюма причинила боль, поднимающуюся по позвоночнику. Это был первый шоковый удар, который достался мне с того дня, как я впервые надел костюм.
— Черт! Икспа! — крикнул я.
Вместо ответа последовал еще один удар, такой сильный, что у меня заболели зубы. Я снова выругался, и позволил ей вывести меня из рифа.
Я вышел, моргая, в слепую пустоту комплекса.
— Проклятье, — пробормотал, отыскивая глазами лицо Икспы, ее униформу в группе служащих, ожидающих снаружи. — Почему… — Я запнулся.
С инструментами корректировки данных в руках стояла не Икспа. А кто-то другой, незнакомый мне, и рядом с ним Протс, очень взволнованный. Я никогда не мог бы представить его себе таким оживленным. Его сопровождали легионеры, но Натазы не было видно.
— Снимай костюм, — сказал Протс.
— Что? — помотал я головой.
— Сейчас же, — повторил он. Легионеры подняли оружие.
— Где Икспа? — спросил я у техника. — Я нашел опасное место…
— Заткнись и снимай костюм, — сказал техник. Я заткнулся и снял костюм.
— Осторожнее, черт побери, — рявкнул Протс. — Он стоит целое состояние.
Я аккуратно положил костюм в контейнер.
— Что происходит? — спросил я, но он не ответил мне. — Что такое? — крикнул я технику, чувствуя, как мое ощущение реальности ускользает все дальше. Меня куда-то повели, а техник только пожала плечами, глядя нам вслед.
Протс и легионеры провезли меня на трамвайчике, а потом повели по незнакомым коридорам, мимо помещений, похожих на склады. Наконец мы остановились перед закрытой глухой комнаткой. На дисплее, в кодах, которые я не мог прочесть, указывалось, что хранилось в ней.
