Я почувствовал, как Мийа пошевелилась внутри меня.
«Мы можем пройти сквозь него?»
«Да, если будем чертовски осторожны. Их сторожевые собаки не могут услышать или увидеть нас, пока мы находимся на расстоянии большем, чем то, на которое могут протянуться их цепи. Но если мы окажемся в пределах их досягаемости, они заметят нас. И они достаточно умны, чтобы наброситься на нас, едва заподозрив наше существование. — Я остановил ее, когда она направилась к ним: — Нет! — подумал я, внезапно сообразив, что она собирается сделать. — У нас нет времени».
«Но мы можем помочь тем, кого они захватили сегодня».
«Проклятье! — Я желал того же, что и она, с той же болью в душе. Но когда она начала отделяться от нашего слитого фантома, я остановил ее. — Мы должны пока забыть об этом! Если легионеры вычислят нас, здесь или там, мы — трупы. У нас никогда не будет другого шанса».
Мийа не стала искушать судьбу.
«Тогда пойдем», — ответила она, и эти слова переплелись с мысленными реками смелости и покорности. Внезапно я почувствовал, что ничто не стремится вырваться из меня, ничто не сопротивляется мне.
Я влился в артериальный поток данных, который должен был пронести нас через границы связи Тау Ривертона к узлу межзвездного коммуникатора в Первом Падении, где отсекаются все сообщения, выходящие за пределы этого мира. Мы отдались потоку, и он пронес нас через половину планеты со скоростью света.
Узел данных космопорта сиял, как тайное солнце, когда мы достигли Первого Падения — оплота Тау на Убежище. Когда я прибыл сюда, я успел только мельком взглянуть на настоящий город. Челнок приземлился до рассвета, и мои воспоминания о Первом Падении реального мира, о его ночи, искусственно создающей день, казались совсем ненастоящими.
Мы продвигались через мерцающую вуаль хранилища информации подобно тому, как я продвигался сквозь облачные рифы: все стены кажутся призрачными, когда призрачен ты. Но космопорт Первого Падения в этой вселенной, кажущийся нам отсюда безграничным, на самом деле был заключен в кристалл телхассиума не крупнее моего большого пальца, добытый на остатке взорвавшегося солнца, который известен как Синдер. Синдер — это все, что осталось от солнца, которое стало сверхновой столетия назад. А расширяющееся газовое облако после ее взрыва земляне назвали Туманностью Рака.
Может быть, я мог увидеть эту туманность невооруженным глазом ночью в этом мире, но я не пытался. Мне довелось повидать Синдер куда ближе, когда я работал в шахте на рудниках Федерации, пройдя через ад, созданный там для рабочих по контракту. Все, что я знал, — это то, что кристалл, который был здесь, я выкопал собственными руками. Я выкопал много таких.
Федерации был нужен телхассиум. Способность вместить огромный объем информации делала его незаменимым для коммуникаторов и систем навигации космических кораблей, которым необходимо производить умопомрачающие расчеты для совершения прыжка через гиперпространство. Единственным местом, где телхассиум обнаружили как природное образование и в таких количествах, что его разработки окупались, было сердце взорвавшейся звезды. Контролировало его поставку Федеральное транспортное управление. Телхассиум составлял базу его мощи; именно этот минерал позволял ФТУ действовать подобно сознанию Федерации, встать над холодной войной межзвездных корпораций и картелей и контролировать ее.
Другой не менее важной составляющей могущества ФТУ было Агентство контрактного труда. Агентство поставляло корпорациям рабочих и следило за тем, чтобы те выполняли условия контракта и хорошо обращались с рабочими. На рудниках Федерации также трудились рабочие по найму. Но Синдер располагался в пустынном районе галактики, в сотнях световых лет от обжитого космоса Федерации. И на такое расстояние доставлять рабов было куда проще и выгоднее, чем технику, приспособленную выполнять ту же самую грязную, тяжелую работу. И ФТУ закрывало глаза на то, что само убивало рабочих. Испланески говорил, что Федерация задолжала мне. И теперь я хотел вернуть долг.
Где-то в мириаде слоев космопорта располагался узел связи, в который Тау не допустил мое сообщение. Если мы достигнем его, сообщение уйдет из этого мира — и ничто не удержит его. Потом нам останется только постараться выжить, пока не придет ответ.
Я никогда не возвращался к Туманности Рака, чтобы посмотреть, изменилась ли жизнь рабочих-контрактников после того, что я рассказал Испланески… или жизнь горстки беглецов-гидранов, выживших там. Я слишком старался обеспечить свою собственную новую жизнь в надежде на будущее. Так старался, что забыл прошлое.
«ЧТО ВЫ ТАКОЕ?» — взорвался вопрос в моих мыслях. Голос, казалось, доносился отовсюду, изнутри меня и снаружи одновременно.
«Кто это?» — выдохнула Мийа, ее еле сдерживаемая паника соединилась с моей.
«Не знаю. — Вокруг нас я видел сейчас только нагромождение геометрических форм центра космопорта, его стержень, как бьющееся сердце, кровь данных, струящаяся по венам из света, мерцающие электронные синапсы его нервной системы… Искин. — Искусственный интеллект, Мийа. Это сам космопорт говорит с нами».
«Он… видит нас? Как? Он живой?»
«Это главный космопорт. Он достаточно умен, чтобы вычислять координаты для гиперпространственных прыжков, и у него уйма свободного времени. Это бывает… Привет!» — Я послал мысль, как крик, и увидел, как спрятался за меня образ Мийи.
«ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ?»
«Мы — посланники, — подумал я, пытаясь определить, понимает ли он меня, надеясь, что я не привлекаю внимание всех подпрограмм-охранников. — Мы пришли, чтобы отправить сообщение».
«ПОСЛАННИКИ, — повторил голос отовсюду, словно он думал, будто эта эпоха уже закончилась. — Вы находитесь в неположенных каналах доступа. Ваши частоты не соответствуют параметрам этой системы. Подпрограммы безопасности не разрешают этот доступ».
Я мысленно вздохнул от облегчения, когда почувствовал, что Искин снизил голос до уровня, на котором мы могли воспринимать его без головной боли. Но это было подозрительно — это было неправильно.
«Мы… особенные. (Как ты), — подумал я, осторожно подбирая слова, словно поднимая стеклянные осколки. Я вспомнил существа, которые показывал мне Мертвый Глаз, там, на Земле, вспомнил свою собственную нереальную беседу с Советом безопасности ФТУ, единственным Искином в Федерации, который был сложнее узла космопорта. — Никто не знает, что мы существуем. Если об этом узнают, нас уничтожат. Как они уничтожили бы тебя, если бы узнали о том, что ты разумен. Разве нет?»
Специализированные частотные сканеры постоянно выискивали зарождающиеся разумы, уничтожая их, прежде чем они эволюционируют во что-то большее. Из того, что говорил мне Мертвый Глаз, я понял, что пробужденные Искины похожи на сборище призраков, похожи на него, который предпочел компанию машинных мозгов внешнему миру, полному твердолобых, ненавидящих псионов.
Внутри меня долго царила тишина, и наши с Мийей мысли были абсолютно пустыми. Мы боялись даже думать. Затем Мийа пробормотала:
