Я почувствовал, что краснею. Я совсем не так помнил это. И я не верил, что так это увидела Мийа.
— Все воспоминания о ней для тебя были связаны с болью. Она мучила тебя.
— Это была не ее вина, — сказал я, понимая, что мозг Наох извращал образы, которыми с ней делилась Мийа, как и все, так или иначе связанное с землянами.
— Они использовали тебя, и ты все еще винишь себя? — с яростью сказала она. — Мийа предала тебя, всех нас из-за своей болезненной привязанности к этому ребенку. Если ты хочешь быть свободным, освободи себя!
Она подняла сжатые кулаки. Из груды хлама поднялся один ящик и взорвался в воздухе. Я, ругаясь, прикрыл голову руками, когда сверху посыпались кусочки пурпурно-красных гнилых фруктов, подобных изрезанным внутренним органам.
— Действуй ради всех нас. Все мы хотим наказать землян за смерть ойазин, но только ты достаточно силен для этого. — Она медленно двинулась навстречу мне, пока не подошла вплотную, положив руки мне на грудь. — Покажи им свою силу. Возвращайся к своим товарищам по экспедиции и отомсти на них.
Я отступил, разрывая физический контакт с ней и ту нить, которая пыталась найти себе путь в мой мозг. Не знаю, хотела ли она сознательно влиять на меня или же инстинктивно пыталась сделать это. Но в любом случае она пыталась.
— За кого вы меня принимаете? — Я, в свою очередь, уже почти кричал. Мои глаза обшаривали комнату. — За какого-то ходячего мертвеца, который будет делать за вас ваши грязные дела, потому что я недостаточно гидран? Мебтаку?
Я внезапно подумал: неужели они всегда так обо мне думали — все, кроме Мийи? Не знаю, почему.
Я развернулся спиной к Наох и направился к двери в дальнем конце склада. Мои шаги звучали как выкрики в этом огромном пустом пространстве.
Все стояли, наблюдая, как я ухожу, и следили за мной, не отрывая от меня глаз. И затем, подобно продолжению тела Наох, они двинулись. Чтобы преградить мне дорогу.
— Куда ты идешь, Биан? — спросила Наох, когда стена тел загородила мне путь.
Я посмотрел в ледяные, безразличные глаза гидранов.
— Я иду искать Мийю.
— Нет, — сказала Наох. — Если Мийа вернет нам мальчика, она останется с нами. Если же нет — она станет предателем. И если ты сейчас оставишь нас, ты тоже будешь им.
— Это не единственный выбор, — ответил я, пытаясь говорить спокойно. — Это не единственный ответ.
— Мебтаку… — пробормотала Наох. Никто не сделал и шага в сторону.
— Тогда, пожалуй, мне придется действовать более грубо, — сказал я. — Как землянину.
Я ударил Тиена, который стоял прямо передо мной, и толкнул его на Рему. Двое других схватили меня за руки — сломанный палец и локоть в ребра заставили их отступить. Им никогда не приходилось драться с тем, чьи будущие движения они не могли узнать, возможно, они вообще никогда не дрались кулаками.
А может быть, и дрались. Они побежали за мной к двери, кое-кто телепортировался, чтобы первым оказаться у выхода. Они не могли использовать свои пси-способности, чтобы атаковать меня, моя защита была слишком прочна. Но они и не нуждались в этом, пока у них были руки и ноги.
Когда их удары свалили меня на колени, я подумал: неужели моя защита не дает им чувствовать мою боль?! Но боль отражалась на каждом искаженном лице: я видел, как бегут слезы по бледным щекам, слышал стоны, которые не были моими, когда они били и пинали меня, действуя человеческим методом.
Их собственная боль была единственным возможным способом изгнать на время воспоминания о бойне невиновных, которых они увлекли за собой сегодня, о том, что сами они выжили, через боль, которую чувствовали они, через боль, причиняемую мне, ломая меня своей ненавистью ко всему человечеству. Подтягивая колени к груди, закрывая лицо, я пытался защититься от ударов, но от их боли не было спасения.
Наконец кто-то вырубил меня, отправив в слепую темноту.
«Помогите». — Я хотел подняться, пытался подняться, каким-то образом будучи уверен, что все, что я вижу — сон. Я никак не мог оказаться здесь, на сиденье флайера Воуно, распростертый под Киссиндрой Перримид, чьи руки и губы делали со мной то, о чем я только мечтал.
И мое тело никак не могло отвечать ей так полно, так охотно, несмотря на то, что ее прикосновения ко мне были болезненны, несмотря на то, что для меня должно быть невозможным чувствовать такое удовольствие. Мы перестали быть любовниками еще до того, как стали ими, поскольку никогда ничего не происходило.
И потому что сейчас была Мийа.
Но Мийа ушла, оставила меня. Так что я мог наслаждаться сном, чувствовать, как потоки тепла поднимаются по моему позвоночнику, все выше и выше с каждым биением сердца, пока я почти не перестал осознавать пространство вокруг: сиденья, пол, корпус флайера, контрольную панель.
В моем сне во мне обитало беспокойное существо, питающееся моим голодом, постигающее мои знания, выглядывая через мои глаза, чтобы сличить детали и действия, понимая только, как запутанна и как уязвима эта система для того, кто может мыслью изменить ее. Шепча, что крушение одной хрупкой связи в одной лишь молекуле может включить цепную реакцию отклонений, которая будет нарастать и нарастать, как растет сейчас мое желание.
Сейчас, пока мое желание все еще ползет вверх, это будет просто. Никто и никогда даже не заподозрит, что одна лишь короткая вспышка пси-энергии, которой я никогда не управлял иначе, чем в мечтах, включит отсчет времени до надвигающегося крушения. И потом, как удовольствие, граничащее с болью, разрастающееся внутри меня, все взорвется.
«Нет!»
Я проснулся, моргая, сбрасывая остатки сна со своих век, думая увидеть влажный открытый рот в нескольких сантиметрах от моего. Я чувствовал, как вес женского тела все еще прижимает меня к сиденью, как мучительная дрожь возбуждения пробегает по нашим телам. Я попытался вырваться — мои руки оказались скручены за спинкой сиденья. Я задохнулся от боли во всем теле, попытавшись освободиться от пут.
Женское тело прижало меня к сиденью с новой силой, умелым движением прижалось к моему члену, и удовольствие расплавленной струей потекло по моим нервам в мозг. Я попытался отделить свои ощущения от шума в голове, но мой мозг был настолько переполнен различными стимулами, что я не смог различить их. Давно забытые фрагменты прошлого поднимались из своих заросших могил, воспоминания, питающие мои самые темные страхи, мои самые глубокие желания.
«Что за чертовщина творится со мной?»
Тело, прижимающее меня, внезапно соскользнуло, отодвинувшись назад, так что я наконец смог увидеть лицо. Надо мной оказалась Наох, сидевшая, расставив ноги, у меня на коленях, и губы ее были рядом с моим ртом. Она наклонилась, и снова сомкнула их с моими губами, целуя меня долго и глубоко, ловко пользуясь языком. Мое тело ответило ей, вырываясь из пут, подобно животному, в то время как мои руки стремились касаться ее, как она касались меня снаружи, внутри — везде, вливая ручейки в поток удовольствия, струящийся в моем мозгу.
