— Это скорее мне надо пугаться, — отвечает Арчибальд,
указывая пальцем на вспухшее лицо зятя. — Что с вами приключилось?
— Меня укусила пчела, — отвечает отец, сознавая, что сказал
не всю правду.
— Наверное, это была пчела с многоразовым жалом. Вас должны
были искусать никак не меньше сотни пчел!
— Нет, нет! Она ужалила меня всего один раз… в ягодицу, —
уточняет отец, вызывая искреннее удивление Арчибальда.
— А лицо? Что у вас случилось с лицом? — с тревогой
спрашивает почтенный старик, изумленный драмой, разыгравшейся у него в доме во
время его послеполуденного отдыха.
— А это дело рук вашей дочери, — надменно отвечает Арман. —
У нее в руках был баллончик с инсектицидом, и она привела его в действие!
— Но какого же черта моя дочь достала этот баллончик? —
тревожно спрашивает дедушка.
— Мы пытались покончить с одной упрямой пчелой, которая, в
конце концов, удрала от нас. Но теперь это не имеет значения: я засек место,
где находится весь рой. Завтра приедут пожарники и избавят нас от этих негодных
насекомых! — единым духом выговаривает отец.
Несколько минут Арчибальд вдоль и поперек измеряет зятя
взглядом. И с каждой минутой взор его становится все холоднее и холоднее, так
что к тому времени, когда Арчибальд начинает свою речь, Арман наверняка уже
заледенел изнутри.
— Мой дорогой Арман! Позвольте мне без всякого заднего
умысла напомнить вам, что в этом доме вы являетесь моим гостем. Равно как и в
саду, и в любом уголке моей усадьбы вы тоже являетесь моим гостем. И совершенно
очевидно, что все деревья и растения, произрастающие у меня в саду, а также
проживающие здесь животные и насекомые, включая пчел, в отличие от вас,
являются хозяевами здешних мест. Они оказали мне честь, решив поселиться у меня
в усадьбе. Подчеркиваю: у МЕНЯ в усадьбе.
Дедушка выражается совершенно недвусмысленно, и возразить
отцу нечего.
Мать разворачивает полотенце, которое она по привычке
предварительно положила на радиатор отопления. Она забыла, что отопление
отключили еще в апреле, а значит, радиатор не может согреть ничего и никого. Но
надо признать, у матери сегодня выдался поистине безумный день. Мелкие
треволнения, мелкие насекомые, непонятные мосты, игрушечные поезда, муравьи,
пчелы… от всего этого с ума сойти можно.
Артур закрывает душевой кран и погружается в большое
махровое полотенце, которое держит мать. Ловкими движениями, как умеют делать
только мамы, она закутывает сына в полотенце и ласково, но энергично начинает
вытирать его.
— Ну-ка, давай посмотрим, удалось ли тебе смыть твою боевую
раскраску, — говорит она, вглядываясь в разводы на лице мальчика.
Артур, как ни старался, не сумел полностью оттереть
украшавшую его физиономию краску.
— Это не боевая раскраска. Это специальные природные знаки,
чтобы отгонять злых духов. Чтобы эти духи не помешали мне попасть в страну
минипутов, — с энтузиазмом объясняет Артур.
Нанеся на ватку немного крема, мать принимается стирать с
лица сына остатки краски.
— Ну вот, опять минипуты! Эти маленькие человечки никак не оставят
тебя в покое! — сетует мать.
Судя по ее тону, она не верит ни единому слову из рассказов
Артура о минипутах.
— Сегодня вечером будет полнолуние. Десятое. Значит, будет
луч и откроется проход на целую минуту, и я мог бы сбегать повидать Селению, —
доверительно шепчет мальчик на ухо матери, — Ты только ничего не говори папе,
прошу тебя… Я знаю, завтра он хотел уехать, но ты не волнуйся, я непременно
вернусь к завтраку, — чувствуя себя обязанным успокоить мать, добавляет Артур.
Мать смотрит на него так, словно он говорит с ней на языке
племени мумба-юмба.
— Куда это ты собрался? — хочет уточнить она.
— Ну, разумеется, к минипутам, в сад, — отвечает Артур с
обезоруживающей простотой.
— Что-о-о?! — восклицает мать, но очень быстро снижает тон и
даже завершает восклицание облегченным протяжным вздохом. Она уверена, что речь
вновь идет о детских сказках, об игре, в которую сын снова хочет поиграть.
Сама она ни в какие игры играть не собирается, но раз он
обещал не покидать пределы сада, пусть играет во что угодно. И, заговорщически
подмигнув, она соглашается:
— Договорились, я ничего не скажу отцу!
— О! Спасибо, мама! — радостно восклицает Артур, бросаясь
матери на шею.
Родителей всегда изумляют детские всплески нежности —
наверное, потому, что на них действительно способны только дети. Мать ласково
прижимает сына к груди и пытается укачивать его, как она это делала, когда он
был совсем крошечным.
— Твоего отца сегодня ужалила пчела, — рассказывает мать,
желая поддержать беседу.
— Он хотел ее убить. Она всего лишь защищалась, — возражает
Артур; беспокойства за отца в его голосе явно не чувствуется.
Мать задумывается. Внезапно на нее снисходит озарение:
никакого фокуса не было! Ни фокуса, ни вмешательства Святого Духа. Пчелу из
стакана выпустил Артур.
— Это ты освободил пчелу? — спрашивает она.
Артуру не хватает смелости соврать матери, особенно в тот
момент, когда, как ему кажется, она, наконец, поняла его.
— Если бы тебе кто-нибудь угрожал, я бы тоже стал тебя
защищать, — уверенно отвечает мальчик.
— Это очень мило, мой дорогой, но тут ты ошибся: ты выпустил
на волю свирепого хищника! — объясняет мать с интонациями зубного врача,
убеждающего вас, что выдирать зуб — это совсем не больно.
— Пчела — свирепый хищник? Мама, что с тобой?! — возмущенно
восклицает Артур, поворачивая беседу в иное русло.
— Да, свирепый!!! Она может причинить тебе больше вреда, чем
лев или носорог! Простой укус, и с твоими играми будет покончено навсегда! —
взволнованно говорит мать; к сожалению, сейчас она не слишком далека от истины.
