И вновь инстинкт не подводит Армана: он чувствует, что от
него что-то скрывают в этом доме.
— Отчего это вы нисколько не удивились, когда услышали, что
он исчез? — прищурив глаза, цедит отец тоном следователя, уверенного в
виновности обвиняемого. — Значит, вам известно, где он?
— Он был на заднем сиденье вашей машины. Мы видели его при
свете наших факелов, — бормочут не привыкшие врать воины бонго-матассалаи.
— О, благодарю вас, но это я и без вас прекрасно знаю!
Однако, когда мы остановились на бензозаправке, мальчик превратился в собаку!
Ну знаете, как в Лас-Вегасе! На танцовщицу набрасывают покрывало, потом
сдергивают его, а танцовщица уже — хлоп! — превратилась в пантеру! — объясняет
Арман, с трудом сдерживая закипающий в нем гнев. — Впрочем, если вы накинете
одеяло на меня, я уверен, что смогу превратиться в плотоядного стегозавра! —
вопит он, подскакивая к высоченному вождю. — Я вас в последний раз спрашиваю:
где мой сын?
И на глазах у потрясенных присутствующих отец в первый раз
начинает наступать на того, кто во много раз его сильнее. Мысль о том, что он
может потерять своего ребенка, придает ему такие силы, о каких он даже не
подозревал. Он, должно быть, действительно любит своего сынишку, раз при виде
похитителя, каковым он считает высоченного бонго-матассалаи, в нем пробуждается
нечто, роднящее его со зверем.
Вождь изумленно смотрит на него сверху вниз. Надо сказать,
он впервые смотрит на маленького человечка с оттенком уважения. Получается,
если этого человечка как следует потренировать, из него, быть может, еще выйдет
толк?!
— Я точно не знаю, где сейчас находится ваш сын. Но где бы
он ни был, мы верим в него, и да пребудет с ним наша сила! Мы точно знаем: он
вернется к вам живым и здоровым, — уверенным, хорошо поставленным голосом
произносит вождь.
Ничего нового отец не узнал, однако заявление вождя
почему-то успокоило его. В голосе воина звучит доброта, сочувствие и природная
сила.
Неудивительно, что, обладая таким голосом, вождь с легкостью
разговаривает с деревьями.
Матери очень хочется рассказать всем, как Артур сказал ей,
что отправляется в сад, чтобы присоединиться к каким-то там мини-штучкам. Но
она боится, что ее заявление разозлит супруга еще больше. Поэтому она решает
молчать и не подливать масла в огонь, особенно теперь, когда Арман, похоже,
несколько утихомирился.
На самом же деле отец не столько утих, сколько сбит с толку,
и никак не найдет объект, на котором можно было бы сорвать злость. Он делает
глубокий вдох и на несколько секунд замирает, устремив взор в пустоту.
— Если я потеряю сына, я вряд ли останусь жить… — неожиданно
произносит он с обезоруживающей искренностью.
По его щеке катится слеза, но он даже не пытается ее
вытереть. Арман искренне расстроен, а потому выглядит необычайно трогательно.
Жена его то и дело принимается рыдать, словно внутри у нее открылся
неиссякаемый источник.
«Пожалуй, эти двое уже дозрели, чтобы заключить в объятия
большой дуб!» — размышляет вождь бонго-матассалаи, растроганный неожиданным
волнением родителей Артура.
Арчибальд садится рядом с Арманом и, обняв его за плечи,
притягивает к себе. Такой Арман, чувствительный и ранимый, ему нравится гораздо
больше. А Арман, позволяющий чувствам вести за собой мысли, а не наоборот, и
вовсе вызывает у него симпатию.
— Артур не пропал. Он знает эти края как собственный карман.
За много месяцев он исходил их вдоль и поперек, — ласково говорит Арчибальд.
Отец снова вздыхает, хотя эти слова вселяют в него бодрость.
— Я часто бываю слишком строг по отношению к Артуру, но это
потому, что в больших городах суровая жизнь, и надо быть сильным, чтобы дать
отпор и защитить себя, — доверительным тоном признается Арман.
Арчибальд доволен. Что ж, наконец, можно попробовать
обсудить и главную тему.
— Природа учит нас не только давать отпор, но и делиться.
Ветер ломает ветви, но он же приносит кислород. Гроза может уничтожить цветы,
зато ручьи повсюду разнесут их семена, — учительским тоном объясняет Арчибальд.
— Артур учится не только бороться, но и любить, ибо для поддержания равновесия
необходимо уметь и то и другое. Без равновесия невозможно вырасти и стать
хорошим большим маленьким человеком. Да, именно большим и маленьким
одновременно, ведь мы до старости, до последнего нашего дня остаемся детьми
природы. А фамилия нашего Артура — Гиганток, и он великан и малыш одновременно,
а потому ему самой природой предписано быть в гармонии с окружающим миром.
Разве я не прав? — вопрошает дедушка, лукаво подмигивая Арману. На лице Армана
расцветает довольная улыбка.
— Да, Гиганток — это наше имя, — гордо повторяет отец, —
гигант и малышок.
Собравшиеся в гостиной в восхищении переглядываются друг с
другом. Да, Арчибальд настоящий учитель, даже не просто учитель, а учитель
жизненной мудрости. И все улыбаются, все довольны, включая Альфреда: пес машет
хвостом, что вполне можно считать улыбкой.
— Я верю в Артура, — изрекает Арман. — Я знаю, он быстро
учится, впитывает все, как губка, и может выпутаться из любого сложного
положения, но…
И он умолкает на полуслове, словно боится завершить свою
мысль.
— Что «но»? — встревоженно вопрошает Арчибальд.
— Но он еще… еще такой маленький! — договаривает фразу отец.
При всем желании почтенный старец не может ничего ему
возразить. Ибо он точно знает, что в настоящий момент его внук имеет рост не
больше двух миллиметров, то есть он в тысячу раз меньше любого охотника из
племени бонго-матассалаи, которые, пригибаясь, топчутся сейчас в гостиной.
— Согласен, он действительно очень маленький, но… но я
уверен, что из этого приключения он вернется повзрослевшим! — уверенным тоном
завершает Арчибальд.
Глава 17
Так как своим неожиданным вторжением Артур перебудил весь
город, то по такому исключительному случаю минипуты решили начать свой день
раньше, чем обычно, а именно в четыре часа утра, за один час и сорок семь минут
до официального подъема.
