* * *
Он лежал, вжимаясь всем телом в раскисшую землю. Накрапывал мелкий дождичек. Холодные капли противно заливались за шиворот, просачиваясь между воротником и капюшоном. Но дождь и грязь – это даже к лучшему. Во время дождя снижается видимость, а в грязь намного легче закопаться, нежели в твердую землю. Сейчас это было просто необходимо – зарыться как можно глубже и лежать неподвижно, пережидая, пока луч прожектора сместится подальше в сторону…
Даже когда в жизни человека происходит страшное, даже когда он сломлен ударами судьбы и разум его помутился, навыки войны все равно остаются с ним. Так же, как и раньше, он способен стрелять, скрываться и выживать в неимоверно сложных ситуациях, когда другой, менее подготовленный, погибнет наверняка. Вот и сейчас Барбридж лежал, опустив голову в жидкую грязь и задержав дыхание. Потому что даже облепленное грязью лицо в луче прожектора может выглядеть как светлое пятно. Потому что любое движение зоркие армейские патрульные могут заметить, несмотря на дождливую ночь. Потому что прятаться и выживать Стервятника научила Зона.
Светлое пятно споткнулось о неподвижную спину сталкера, задержалось на мгновение и поползло дальше.
«Пятьдесят пять… пятьдесят шесть… пятьдесят семь…»
Когда ты не видишь ни черта, зная при этом, что сейчас прямо по тебе ползет смерть, лучше просто считать. Практический смысл от такого счета мизерный, но так проще пережидать страшные секунды в ожидании пулеметной очереди. Просто так менее страшно.
Барбридж осторожно приподнял голову. Отлично! Теперь еще один рывок вон до той кучи кирпичей, неровным силуэтом маячившей впереди. Потом еще один – и он в лощине, за линией оцепления. А там – свобода. От этого проклятого города. От Зоны. И от себя самого. От мыслей, которые новые впечатления сотрут, как стирает ластик карандашную надпись. И от воспоминаний, которые поблекнут со временем и исчезнут, словно их никогда и не было.
Он резко поднялся и побежал, придерживая руками лямки увесистого рюкзака. Прежде, чем отправиться в свой последний ночной рейд, Стервятник навестил самый солидный из своих схронов. Остальное можно и потом забрать, ведь будут же наверняка немногим позже экскурсии в оцепленный город для солидных господ. А если и не будут, у него хватит средств, чтобы подмазать тех, кто отвечает за такого рода развлечения. Так что всему свое время. А сейчас просто нужно добежать до кучи кирпичей и переждать за ней еще один луч прожектора.
Барбридж заранее проложил маршрут по старой карте Хармонта и его пригородов. На взгляд новичка, возможно, излишне подробной карте. Но любой сталкер знает: при просчитывании маршрута любая мелочь – на вес золота. Как, например, сейчас вот эта наполовину занесенная мусором куча битого кирпича.
Несколько лет назад ему хватило бы и двадцати секунд для того, чтобы достичь намеченного укрытия и надежно спрятаться за ним… Но, возможно, он слишком долго вел сидячий образ жизни, а может, сказался возраст или что-то еще. Только вдруг Барбридж почувствовал резкое жжение под веками. Настолько резкое, что он на бегу вынужден был зажмуриться. Всего на мгновение, чтобы прошла эта нестерпимая, внезапная боль…
И тут на него накатило. Собратья по ремеслу говорили, что подобное порой случается, причем не только в Зоне, но и вне ее. Правда, в самой Зоне – намного чаще.
С Барбриджем же такое случилось впервые.
Он вдруг словно попал в другой мир. Множество новых, незнакомых запахов окутало его, погружая растревоженный мозг в странный калейдоскоп ощущений. Окружающее пространство, освещенное неверным светом луны, приобрело резкие, угловатые черты, став похожим на грубо намалеванную картину. Ночной воздух, овевающий лицо, вдруг сделался плотным, словно резиновым, и в нем неизвестно откуда во множестве появились свободно плавающие геометрические фигуры – шары, кристаллы с угрожающе острыми шипами, пирамиды со сверкающими гранями… Через это нагромождение непонятных предметов Барбриджу пришлось проламываться, словно ледоколу через торосы, разгребая руками непослушную инородную массу.
Все это длилось каких-то несколько мгновений, за которые Стервятник успел сделать лишь пару шагов. Боль в глазах внезапно пропала – и нереально реальное видение исчезло вместе с ней. Опытные сталкеры говорили, что порой наш знакомый мир Зона по непонятным причинам показывает своим детям с другой, неизвестной стороны, приоткрывая его на мгновениеи закрывая снова, прежде чем человек успевает понять, что к чему.
Но сейчас она сделала это явно не вовремя…
Пулеметная очередь рассекла ночную темноту. Барбридж почувствовал сильный толчок и рухнул как раз за ту самую кучу кирпичей.
Немедленно по полю заметался луч прожектора, отыскивая утерянную цель. Наткнулся на укрытие Стервятника, порыскал туда-сюда, вернулся и больше уже не двигался.
Пулемет ударил по освещенной цели. Засвистели пули. Над головой беглеца раздалось несколько тупых ударов, на спину и капюшон градом посыпались осколки кирпича. Но Барбридж лежал не двигаясь, хотя все тело, все его существо стенало: «Беги! Спасайся!»
– Хрен тебе, – прошипел сталкер, сплюнув на землю кирпичную пыль. – Мослатый Исхак целое утро меж двумя канавами под пулеметами пролежал и живой остался. Но я не он! Я не сломаюсь! Слышите вы, жабы?! Хрена с два вы возьмете Барбриджа!
Его трясло. Может, от адреналина, а может, от осознания, что ори, не ори, а вниз-то посмотреть все равно придется. Боли не было, но Стервятник знал: его ранили. Насколько серьезно – непонятно. Первое время организм сам глушит боль адреналином. Если что-то серьезное, боль придет потом, через несколько минут, да такая, что можно и копыта завернуть от шока. Если несерьезное – тоже приятного мало. Потому что, когда армейцы устанут стрелять по кирпичам, нужно будет подняться и пробежать сто метров до лощины, которая навсегда скроет его и от патрулей, и от Зоны, и от всего, что с ней связано.
Но для того, чтобы понять, насколько все плохо или, наоборот, хорошо, нужно просто посмотреть вниз. Потому что толкнуло там, точно под коленки ударили бейсбольной битой, обернутой тряпками. Тупо так, сильно, но совсем не больно. Нужно просто собраться с духом и глянуть.
Крупнокалиберный «М2» продолжал азартно молотить по хорошо освещенной цели. Наверно, пулеметчик твердо решил разворотить укрытие и выковырять укрывшегося за ним человека. Но пока ему это плохо удавалось. Кирпичей было много, они слежались от времени, и так сходу взять довольно внушительный мусорный холм было непросто. Хотя, конечно, все было лишь делом времени. Калибр двенадцать и семь миллиметров справлялся и с более серьезными препятствиями.
Но Барбриджа все это уже мало интересовало. Он смотрел вниз, на то место, где всего пару минут назад были его ноги. Прожектор не мог пробиться сквозь довольно высокое укрытие, но выглянувшая из-за туч луна услужливо освещала лужу крови и обрывки плоти, свешивающиеся с остатков коленных чашечек.
И тогда Барбридж рассмеялся. Легко, от души, как человек, с плеч которого только что свалилось очень тяжелое бремя.
