— Хотите сказать, что известие о том, что творится у нас, не взволнует правительства Рустинии и Валенсии? — откинувшись на спинку кресла и сложив руки на бедрах, поинтересовался Высокая Гора.
— Скорее всего, вызовет некоторый интерес, но не более. Но только если вы будете ориентироваться лишь на рустинцев, Валенсия может перейти и к более решительным действиям. А вот если вы станете налаживать отношения и с теми и с другими, то это не вызовет накала страстей. Тем временем можно будет начать готовить общественное мнение. Преобразек в этом отношении — просто колоссальная штука. Показать уклад куроки и других племен, воочию представить ваши достижения на белом полотне и в печати, записать ваши предания. Вам нужно принимать и оказывать содействие всем писателям и съемочным группам, какие только захотят вас посетить. Уверяю вас, после моего возвращения в Старый Свет интерес к вам поднимется до небывалых высот. Пусть пишут книги, и неплохо бы о благородных и честных пинках. Пусть негативного будет как можно меньше. Бороться можно не только с оружием в руках, тем более вы гарантированно проиграете открытую войну. Нужно использовать то, что вы, по большому счету, пока никому не нужны, и приучать белых к мысли, что вы гордый, свободолюбивый народ, стремящийся отойти от древних законов своих кровожадных предков. А за прошедшее время, да еще и торгуя с обоими государствами, вы сумеете наладить какую-то экономику, и тогда можно будет подумать и об армии или ее подобии.
— Наши предки были не более кровожадными, чем ваши, — с немалой долей обиды возразил Высокая Гора. — Да и мы сегодня ничуть не хуже белых. Вы не видели, что остается на местах сгоревших стойбищ, а я видел.
— И не подумаю вам возразить. Но о кровожадности пинков говорят везде. А вот о том, что вы благородны и честны, предпочитают помалкивать, хотя и пользуются этим. Те же валийцы, с их присказкой «хороший пинк — мертвый пинк», прекрасно знают, что если с вами будет достигнуто соглашение, то вы станете строго ему следовать, чего не скажешь о них самих.
— Значит, вы предлагаете выйти из тени?
— Именно.
— А что там насчет парохода?
— Да ничего, собственно. Просто из общения с речниками я понял, что каждый пароход на реке знают в лицо, поэтому очень сложно сделать его неузнаваемым. По-моему, проще машины с захваченных судов использовать для чего-то другого, например, расширить лесопилку, которая сейчас едва удовлетворяет потребности куроки и белых хуторян. А для того чтобы ходить по рекам, купить новое судно. Десяти тысяч вам хватит и на пароходик, и на баржу, причем не худшие, хотя и деревянные.
— Или на два.
— А не слишком для вашего оборота? — не согласился с вождем Алексей.
— Не слишком. У нас фактически есть две команды. Можно зарабатывать и на перевозках, благо торговля между Новой Валенсией и Новой Рустинией набирает обороты, тут еще и Медиолан. Так что средства потекут в нашу казну. Мы сейчас будем рады любому доходу. К тому же если расширим лесопилку, то производимого ею леса будет слишком много для наших нужд. Людям ведь понадобится заработок, а работать там будут белые.
— Белые? — разом удивились друзья.
Сергей, конечно, уже знал о том, что у куроки есть лесопилка. Но то, что там работали белые, для него стало откровением. Он даже не интересовался этим вопросом, полагая, что если предприятие принадлежит куроки, то и обслуживают его они же.
— Конечно, белые. Или закупим негров в Новой Валенсии. Мои соплеменники еще могут принять торговлю, земледелие, скотоводство и некоторые ремесла, но только не нудную работу на рубке леса. На том же консервном заводике трудятся только белые рабочие. А чего вы хотите, вольный народ, который немало времени посвящал веселью и праздности, даже ведение домашнего хозяйства на женщинах, мужчины в основном только добытчики и защитники.
— Н-да-а-а, тяжкую ношу вы на себя взвалили, — подытожил Алексей.
— Можно подумать, это открытие, — в свою очередь опять вздохнул Высокая Гора. А потом взбодрился. — Но я так понимаю, что вы, закончив свои дела, вернетесь за океан, а Верная Рука останется у нас.
— Найдешь мне достойное местечко, чтобы я мог поставить дом не хуже твоего?
— Любое на выбор.
— Тогда по рукам.
Глава 4
ВОЗВРАЩЕНИЕ
— Сергей! Парни!
Высокий мужчина с седыми усами, свисавшими прямо как у Тараса Бульбы, и в кепке, надвинутой на глаза, смотрел на троих прибывших с нескрываемым удивлением. Ему бы озаботиться тем обстоятельством, что недавно сбежавшийся почти весь гарнизон заставы во все глаза наблюдает картину под названием «растроганный железный сержант», да куда там. Подобно простому бойцу, он вдруг сделал пару шагов и сграбастал в объятия всех троих разом. Мудреная задача, если учесть, что и парни вовсе не худосочные. Но он с успехом управился с этой трудной и, казалось бы, невыполнимой задачей.
— Тише, медведь, раздавишь ведь, — взмолился Сергей.
За прошедшее время его хорошо подлатали и вполне поставили на ноги, но больно уж эмоциональным оказался сержант Грибски. Вот уж никто и никогда не подумал бы, что за ним водится подобное. А если эту эмоциональность помножить на недюжинную силу, то едва избежавшему встречи с костлявой Варакину и впрямь следовало бы поберечься.
Словно осознав происходящее, сержант разом отпустил своих пленников и, отступив на шаг, в одно мгновение оправил мундир. Потом столь же отработанным движением вернул сбившийся головной убор на законное место. Вот только что перед всем гарнизоном был обрадованный донельзя мужик, и вдруг все это исчезло, словно наваждение какое. Сейчас перед ними стоял все тот же непоколебимый железный сержант Грибски, проведший на границе всю свою сознательную жизнь и сделавший немало для того, чтобы как минимум половина шевронов сумели дожить до сегодняшнего дня.
— Докладывай, капрал.
Гарнизон в настоящий момент находился не в строю, да и многих из них солдатами можно было назвать с большой натяжкой. Более того, на заставе ко всем атрибутам воинской службы, таким как тянуться во фунт или отдача воинской чести, относились наплевательски. До панибратства не доходило, и приказы командиров выполнялись исправно, в особенности в боевой обстановке, и этого было вполне достаточно, чтобы выжить.
Но едва Грибски потянулся к козырьку, как вся эта разношерстная братия вытянула руки по швам. Понятное дело, степень исполнения у всех варьировалась от строевой стойки до «сойдет и так», но так поступили все без исключения, правда, о правильном строе и говорить было нечего.
В принципе Сергей уже не был капралом и мог послать начальника по всем пунктам. Но это кого иного, а Милоша он уважал, хотя именно его стараниями не раз и не два оказывался на волосок от смерти. Однако стоит ли поминать прошлое. Если бы сержант думал о своей шкуре, то за Сергеем не заржавело бы, несмотря на то что он во многом пересмотрел свое поведение и отношение к тем или иным вопросам, как и к жизни в целом. Но правда была в том, что сержант всегда думал в первую очередь о тех людях, за жизни которых нес ответственность перед Создателем. И потом, поступить иначе после столь странной реакции гарнизона…
