Я носился по жилищу, запинаясь о разбросанные вещи и предметы обстановки. Дорога была каждая минута. Я не думал о себе, не думал о том, что совершаю очередную глупость. Перед глазами стояла озорная мордашка нашего пацана. Бандит, оболтус, басурман! Но он же ребенок, он свой, родной, мы привязались к нему, как к собственному сыну. И от мысли о том, что какие-то головорезы увозят его в мешке, делалось дурно. Я лихорадочно натягивал теплые носки, ватные штаны, кофту, брезентовую куртку с ватным утеплителем, меховую бейсболку. А Ольга крутилась вокруг меня и не могла взять в толк, чего я задумал. Женщины жуткие тормоза!
– Это ты во всем виноват! – завизжала она.
Просто замечательно – если женщины в наше время ощущают потребность в скандале.
– Знаю, – буркнул я, – это я во всем виноват. Я и исправлю.
– А это зачем? – не поняла она, когда я взвалил на плечи «тревожный» рюкзачок, лежавший в укромном месте за печкой.
– На военные расходы, – передразнил я ее, после чего заговорил нормально. – Постараюсь догнать и выяснить, что за хрень происходит. Душу выну из них за нашего пацана!
– Подожди, – спохватилась Ольга, – я с тобой, – и тоже заметалась по двухэтажной конуре, сгребая в кучу одежду.
– Нет! – отрубил я. – Ты остаешься! Я скоро вернусь!
– Вот тебе! – она выставила сразу два кукиша. – Вы же оба пропадете без женщины!
– Нет! – отрубил я. – Не обсуждается! Война не женское дело! Ты никуда не едешь!
В конце концов, убоится она когда-нибудь мужа своего?
– Я не поняла, – удивилась Ольга, – ты меня выслушал или услышал? Я каким языком сейчас сказала – я тоже еду! Может, на лбу тебе топором вырубить?
Переспорить женщину – что пуд соли съесть всухомятку. Урезонить ее можно было точным ударом между глаз, но я постеснялся. Махнул на нее рукой и, не дожидаясь, пока она изволит собраться, побежал к бухте. Скулящий Молчун галопом припустил за мной. А этот куда? По Кузьме соскучился? Я перебирался с камня на камень, в спешке чуть не сорвался – тропа к плавсредству была, мягко говоря, не протоптана. Мы одновременно запрыгнули на борт. Я стаскивал брезент с надстройки и палубы, он помогал – тащил его зубами, но больше путался под ногами. Как же мило, что я все девять месяцев поддерживал корыто в рабочем состоянии. Чуть скандал – так я в «гараж». Уходил на судно и часами с ним возился. Отскабливал ржавчину, смазывал рабочий механизм, прогревал вхолостую двигатель. Словно чувствовал, что однажды эта «ласточка» пригодится. В последний раз я был здесь неделю назад. Механизмы работали исправно, протечек не было, груз в трюме крысы не съели (откуда на острове крысы?). Двигатель завелся со второго подхода – закоптил, затрясся, зачадил. Я медленно выводил посудину из бухты, когда с воплем: «Ты куда, Одиссей?» на палубу шмякнулась взбешенная Ольга и помчалась ко мне в рубку. Я чуть язык не откусил от изумления. Она прекрасно выглядела. Валькирия, горящая желанием всех порубить! Ноздри хищно раздувались, в глазах теснилась молния. Она забыла убрать под шапку волосы, и они струились по плечам воронеными каскадами. Хорошо хоть оделась не в вечернее платье. Ватная куртка с меховой опушкой и капюшоном, четверо штанов, утепленная «конфедератка» с козырьком, закрепляемая ремешками под подбородком.
– Не забыла выключить газ, воду, бытовые электроприборы? – нашел я время на ехидство.
– Даже не знаю, кто меня больше бесит, – выплюнула Ольга, – ты или эти ублюдки. Мы снова по уши в дерьме, ты готов это понять?
– Готов, – буркнул я. – Нет такой проблемы, которую мы не могли бы создать. А сейчас позволь, я немного поработаю, а ты помолчи и подумай о том, кто виноват и что, собственно, происходит. Уверяю тебя, ты придешь к удивительным выводам.
Вражеский катер отдалился мили на полторы, но огонек поблескивал. Других судов в обозримом пространстве не было. Мы не включали никаких огней, поэтому сомнительно, что они нас видели. Но возникало опасение, что они прибавили скорость. Поначалу мы вроде бы сближались, потом перестали, так и шли, сохраняя дистанцию. Я выжимал из каракатицы все, что мог. Идти быстрее она не могла. От силы двадцать узлов – тридцать два километра в час. Тупой форштевень разрезал волну, за кормой бурлила и пенилась вода. Дул сильный ветер, посудину качало, и ощущения при этом возникали самые острые. Боковых иллюминаторов не было, мы разобрали их на окна в доме – отчего острые ощущения усиливались. Ольга успокоилась, перестала обливать всех грязью. А ведь пару минут назад досталось даже Кузьме! Она договорилась до того, что все дети сволочи, а потом призадумалась и устыдилась. Она стояла рядом, вцепившись в ржавый поручень, напряженно вглядывалась в темноту. По щекам бежали слезы.
– Мы же не бросим Кузьму, верно, Карнаш? – шмыгала она носом.
– Верно, – ворчал я, – мы даже мертвого Кузьму не бросим. Прости, несу чушь. Догоним, не волнуйся. Пусть не ночью, на рассвете, но обязательно догоним и учиним безжалостную разборку.
– А если не догоним, и они высадятся в городе?
– Значит, пойдем за ними в город.
– Но объясни… Я думаю и никак не могу понять… Зачем им Кузьма? Он всего лишь ребенок…
– Может, в этом и причина? – что-то заворочалось в груди, но до открытия страшной тайны еще было далеко.
– Что ты хочешь сказать? – она чуть не подавилась.
– Не знаю, – процедил я, – можешь выстроить любую гипотезу. Скажем, отец нашелся у Кузьмы – главарь какого-нибудь жестокого криминального сообщества. Или усыновитель объявился – жаждет ребенка, а детей в нашем мире, сама понимаешь, с гулькин нос.
– Чушь, – подумав, заявила Ольга, – отец Кузьмы всего лишь жулик. Он своего сына в глаза никогда не видел и плевать на него хотел. Версию же с «усыновителем» даже рассматривать не хочу.
– А теперь еще раз подумай, – сказал я. – За последнюю неделю нас навещали четырежды. Сперва полюбовались в бинокль. Мы не скрывались, Кузьму они видели. Потом подошли поближе – словно убедиться хотели, что не ошиблись. Увидели, что мы с оружием, и убрались. Что было в третий раз, ты знаешь. Всех уже съели. Сегодня ночью – четвертое посещение. Заметь, во всех инцидентах посудины и команды были разные. Если допустить, что руководство этими парнями осуществляется из одного центра, то криминальное сообщество, согласись, неслабое. Оно оснащено, вооружено, имеет связь, неограниченную живую силу и способно передвигаться на большие расстояния по смертельно опасным местам. В войске строгая дисциплина – они не бросились грабить наш дом, насиловать тебя. Они забрали Кузьму и смылись – поскольку только в этом состояла их миссия. Мужики были крепкие, подготовленные и неплохо вооруженные.
– Но ты сам-то веришь… – она помедлила, – что кто-то разглядел в бинокль Кузьму, узнал его с такого расстояния – а потом доложил главарю, то есть составил его словесный портрет? Кузьма бродяжил половину своей сознательной жизни, его в принципе никто не может узнать…
– Ты права, – согласился я, – Кузьму сейчас даже мать родная не узнает. Которую, кстати, умертвили люди небезызвестного Сильвестра.
