Шапку она не обронила, в противном случае вся макушка была бы измазана сажей и плесенью.
– Ты в порядке?
– Мне больно, – пожаловалась Ольга, – но все в порядке. Кстати, здесь чертовски холодно. И еще… мне кажется, тут что-то есть… – ее голос как-то подозрительно дрогнул.
– Что там есть? – не понял я.
– Да какая разница? – вскричала она. – Вытащи меня отсюда!
– Подожди… – я лихорадочно соображал. Пороть горячку не стоило. Земля под распластавшимся туловищем подозрительно прогибалась. Неловкое движение – и привет. Погреб был неглубоким. Если бы я перевесился через край и вытянул руку, а она бы вытянула свою, наши руки бы встретились. На это она и рассчитывала – встала на цыпочки и потянулась вверх. Не встретив аналогичной реакции, расстроилась и разозлилась.
– Я поняла, Карнаш. Ты специально хочешь меня позлить…
Да, я так долго шел к этому дню. Ночами не спал, все думал, как бы ее разозлить! Чуткие уши уже уловили посторонние звуки. Покатились кирпичи, что-то хрустнуло за спиной. Я был уже на взводе, откатывался от ямы. Вскочил и запоздало обнаружил, что автомат остался в стороне, и бежать к нему долго! Чертов растяпа! Ураган эмоций! Не померещилось шевеление! Твари шли за нами, терпеливо ждали момента, чтобы броситься. Дождались! Они не тупые, у них в головах проблески разума… С груды строительных обмылков с голодным рычанием неслись трое! Реяло отрепье, сияли кровавым блеском воспаленные глаза. Зараженные! Завертелась круговерть. Где-то в стороне гневно лаял Молчун. А я уже катился, отбивая плечи и бестолковую голову. Конечно, граждане зомбари, как же без вас в этом славном городе? Голодные, поди? Они особо не раскланивались, летели на меня, выставив заскорузлые конечности. В подобных ситуациях я выбивал клин клином. Я что-то прорычал, помчался им навстречу. Автомат был далеко. Я выхватил из ножен старый армейский нож, стиснул нижним хватом. Оскаленные рожи плясали перед глазами. В них было мало человеческого. Загнившие физиономии, с которых отставала кожа, висела струпьями, с черепов свисали жалкие сосульки – остатки былого волосяного покрова. Они не чувствовали боли, не знали ничего про холод. Эти твари были озабочены лишь поиском еды! Мы сшиблись – как самолетик камикадзе с эскадрильей бомбардировщиков. Я вонзил отточенную сталь в рыхлый живот «центрального нападающего» – проткнул отрепье, бывшее когда-то кожаным плащом, дряблую кожу, внутренности. С надрывом дернул лезвие вверх, разрывая органы. И все за жалкие две секунды! Я выдернул клинок, и пока этот труп что-то хрипел, обливался кровавой гущей, а остальные тянули ко мне заскорузлые конечности, просочился в щель между телами, ушел на простор. Я пробежал шагов десять и прыжком развернулся. Мать честная, бабу прикончил! Гримасничала карикатурная физиономия с мешками под глазами, она подрагивала, царапала когтями землю. Из раскуроченного живота вываливались внутренности. В искривленный безымянный палец намертво вросло обручальное кольцо, не имеющее в наш век никакой практической ценности…
Остальные поворачивались. У одного это вышло быстрее, другой еще копался. Имелось время сбегать за автоматом, но я засомневался – стоит ли шуметь? На меня устремились две пары воспаленных глаз. Возникло стойкое ощущение, что я попал в ресторан экзотической кухни. Причем не в качестве посетителя… Грузный сутулый мужик в рваной фуфайке уже переходил на бег. Типичный представитель популярной «зомби-культуры». Физиономия в коростах и трупных пятнах, нос отвалился, как у Майкла Джексона… Он уже мчался, простирая ко мне артритные длани. Голова работала как компьютер, перебирая ворохи вариантов. Ножом такого не остановить, все равно повалит. Он уже готовился меня сбить – я подхватил с земли огрызок бревна. В такие мгновения силы выплескиваются вместе с адреналином. Я плохо помнил, как вскидывал эту «чудодейственную» штуковину – врезал точно в лоб и отпрыгнул, когда бревно и матерый мужичище рухнули одновременно. Огрызок покатился, мужик свалился на колени, бессмысленно вращал глазами. Бревно пробило лобную кость, и осколки вонзились в мозг. Но ему плевать – он снова поднимался! Ну, конечно, нужно покушать, прежде чем сдохнешь! Я изрыгал какие-то соловьиные трели, не в силах молчать, схватил упавшее бревно и врезал вторично. А когда он повалился навзничь, закатив глаза, ударил в третий раз – с хорошим размахом, круша черепушку, как скорлупу грецкого ореха…
Про третьего соперника я, разумеется, забыл. Он был не просто глупым голодающим, а знал, что такое военная хитрость. Вероятно, неспроста он был одет в потертую армейскую шинель, на одном плече которой еще болтался капитанский погон. Он подкрался сзади, когда я приходил в себя после третьего удара, и ловко запрыгнул на спину, намереваясь впиться зубами в шею! Ужас окатил, я прилагал все старания, чтобы не упасть. Только не падать! Я извивался, молотил локтями, но существо присосалось как пиявка, тянулось зубами – единственной частью тела, которая у зараженных идеально развита…
Я сопротивлялся, отжимал его локтями. Молчун очнулся, запрыгнул этой нежити на плечи! Он рычал как настоящий зверь, впился клыками в загривок зараженного, грыз кость, вырывал куски мяса. Теперь мне приходилось, помимо рюкзака, удерживать этих двоих! Но вроде справился. Субъект с капитанским погоном не смог дотянуться до моей шеи. Какие-то чувства этим тварям все же ведомы. Он завертелся как кот, которому наступили на хвост, завизжал. Наездники свалились с меня. Капитан извивался, плюясь сгустками черной крови. Молчун отбежал на несколько метров и сел. Уставился на меня, склонив голову: мол, сделал что мог, дальше сам. Я взревел, как носорог – дошло, что был на волосок от гибели. Я подхватил с земли оброненный нож, рухнул на колени и начал с ожесточением наносить «множественные» удары. Я бил по груди, по шее, по выпученным глазам. Он превращался в рваный кусок несъедобного мяса, но дергался, не желал умирать. Тогда я вонзил клинок в дряблую шею, проткнул до земли и начал перепиливать обушком шейные позвонки. Сдыхай же, скотина! Он дергался, но уже не так энергично, глаза тускнели. Голова болталась на честном слове. Я отвалился от него, стал дышать полной грудью. Все, капитан, никогда ты не станешь майором. Лучше не думать, что этот урод был когда-то нормальным человеком, и вряд ли повинен в том, что подхватил инфекцию… Антибиотики в нашем багаже были рассованы по разным местам. Я лихорадочно извлек из бокового кармана флакон, проглотил несколько пилюль, насилу успокоился. Этот страх сильнее нас, его усмирить невозможно… «На районе» было тихо, видимо, в округе промышляли только трое. Спохватившись, я побежал к своему автомату. И очень кстати обнаружил, что из трех нападающих умертвил лишь двоих. Женщина была жива. Она перевернулась на живот и ползла ко мне, впиваясь ногтями в мерзлую землю. За «прекрасной дамой» тянулся шлейф окровавленных внутренностей. Она беззвучно разевала рот, гримасничала. Я даже расстроился. Женщина, ну, какая вы упрямая… Я занес над ней казенник автомата. Она подняла голову, посмотрела мне в глаза. В них мелькнуло что-то жалобное. Явилось знание, и это открытие вселило в нее печаль. Тошнота подкралась к горлу, и все же я ударил – главным образом из сострадания.
Головы у этих существ довольно слабые – вся прочность уходит в зубы и конечности. Вытерев казенник о ее отрепья, я побрел к Молчуну. Обнял его, потрепал за ухо. Даже расщедрился и чмокнул в лоб.
