Приятной прогулки нам, собственно, не обещали. И все же я рассчитывал на что-то более спокойное. Отвесный обрыв увивали замысловато переплетенные корни. Но когда мы встали рядом, чтобы сделать передышку и привести в порядок взлохмаченные чувства, они пришли в движение, завозились, превратились в клубок запутанных змей! Разверзались пасти, унизанные зубьями, выстреливали жала на кончиках длинных языков. Мы отшатнулись от них, как от чумы – и, в общем-то, разумно – их жала выстреливали на приличные расстояния. Я вскинул автомат, долбил по ним, крошил в мелкую капусту, выдергивая из обрыва, пока не опомнился – зачем расходовать драгоценный боезапас? Мы побежали дальше, Ольга отстала, а когда я спохватился, она уже жалобно стонала где-то в тылу. Я скачками пустился обратно – и обнаружил, что она застряла в груде человеческих останков. Она вертелась, извивалась, обливаясь рвотой, зацепилась за что-то, к ней тянулись костлявые фаланги пальцев, на которых местами сохранилась кожа. Злорадно скалились черепушки… Я полез на гору, позабыв про уважительное отношение к покойникам, обнял свою любимую за талию, стал вытаскивать, как из трясины…
А дальше ущелье пошло в гору, мы с трудом переставляли ноги. По пади свирепствовал ураганный ветер – излишне говорить, что дул он нам в лицо. Высохла и обветрилась кожа. Ущелье сглаживалось. Не прошло и часа, как мы выбрались на поверхность за разрушенным мостом через улицу Кирова. Когда-то пафосный район Новосибирска – окрестности метро «Октябрьская» – средоточие деловой и общественной жизни. Территория стремительно развивалась и застраивалась. Нынче все лежало в скорбных руинах, над которыми властвовал порывистый ветер. Он носил клубы пыли, какие-то обрывки, мелкие предметы. Катилось спущенное колесо, оторвавшееся от автомобиля. Район казался пустынным. Сквозь сизое марево проступала обвалившаяся красивая высотка с магазином татарской кухни «Бахетле», торчали в небо обмылки помпезных «свечек». Банки, деловые центры – от них лишь кое-где уцелели каркасы, давно осыпалась облицовка. Мы сбавили обороты, крались по обочине, настороженно озираясь.
– Невероятно, – бурчала Ольга, закрываясь руками от пронизывающего ветра. – Нам, как плохому велосипедисту – постоянно в гору и против ветра…
Мы сделали привал в груде незавершенного строительства. Ветра в этой местности, похоже, дули постоянно – полируя камни и глыбы бетона. Возможно, этим и объяснялось отсутствие «на районе» живых существ. Ольга ковырялась в рюкзаке, извлекла «косметичку» – жестяную банку с непостижимыми женскими штучками. Она обильно смазывала лицо жирным кремом – я всегда остерегался спрашивать, из чего эта гадость сотворена. Вероятно, она сама не знала, главное, что помогало в непростых ситуациях. Мордашка блестела, как надраенный сапог. Но этого было мало. Она продолжала ковыряться в банке, бормоча, «что бы еще намазать на морду?», ей нужна защита на весь день! В итоге она покрыла себя вторым слоем, залоснилась, заискрила, стала покрываться блестящими «звездочками».
– Блеск для губ используешь? – ухмылялся я, стараясь не внюхиваться в прогорклый запах «защитного» крема. – Маскируешься под границу между светом и тенью?
– Не издевайся, – бурчала она. – Ты не представляешь, что такое для женщины отсутствие ее повседневных атрибутов. Ни помыться, ни причесаться, ни перышки почистить. Я вся чешусь и пахну.
– А у меня носки в бумеранги превратились, – похвастался я. – Боюсь выбрасывать – вернутся ведь по голове…
Мы взбирались на пологую горку. Когда-то с этой местности открывалась эффектная панорама на центр. Она и сейчас открывалась. Эффектная, как никогда. От здания бывшего обкома КПСС – резиденции губернатора – сохранились две стены, похожие на обелиски. Одну из них поддерживал завалившийся с соседней стройки подъемный кран, другая стояла сама по себе и выглядела очень неустойчиво. «Зеркально-стеклянные» жилые массивы на Военной горке стали просто горкой, венчаемой осколками остекления балконов. Горка поблескивала – вероятно, пыль на ветреном месте не задерживалась. Обвалилась высотка переменной этажности, сохранились лишь вертикальные опоры и криво висящая надпись «Ланта-банк». С этой минуты мы предпочитали не оглядываться, упорно шли вперед. Район действительно вымер – на дистанции в четыре километра мы не встретили ни одной живой души! Здесь просто нечем было питаться. У станции метро «Октябрьская» лопнул асфальт и все, что было под ним. Обнажилась бездна, в которой просматривался подземный переход к станции, истлевшие останки пассажиров, упавшие в разлом машины. Мы обогнули пропасть и устремились дальше – мимо напыщенного 27-го дома по улице Кирова, проживать в котором считалось признаком хорошего вкуса, мимо городской публичной библиотеки – в ней не уцелело ни одного окна, но здание стояло – явный комплимент добросовестным советским строителям. На улицу Восход мы не пошли – она гуляла волнами, как будто разразился бурный шторм, а потом все застыло. Мы обогнули развалины завода радиодеталей и отправились в глубь кварталов, передернув затворы и приготовив гранаты. Но и здесь нам никто не препятствовал! Такое ощущение, что нас выбросили во вчерашний день. Массив на огромном протяжении был застроен типовыми пятиэтажками. Среди них, как мухоморы в окружении бледных поганок, возвышались современные высотки. Новые дома рушились как карточные домики, а вот «хрущевки» строили по сейсмоустойчивой технологии, с них сносило крыши, выбивало оконные переплеты, кое-где отпадали халтурно закрепленные панели, но, в общем и целом, дома стояли. В них никто не жил – даже летом в насыщенных сквозняками клетушках невозможно было находиться. Мы пробирались между грудами мусора, углублялись в кварталы. Передохнули в салоне «Лэнд-Ровера», застывшего на парковке у дома. Окна были закрыты, лавина прошла стороной, а замок на двери я вскрыл прикладом автомата. «Сейчас бы еще покушать», – мечтательно вздохнула Ольга после десяти минут покоя на мягком диване.
Чувство голода обострялось, мы старались не думать о еде. Если надо – всегда добудем. Мы спешили дальше. В черных дырах подвалов попискивали крысы, но не высовывались – возможно, в данной местности они не отличались габаритами и прожорливостью. Впрочем, одну из хвостатых тварей мы все же засекли. Ее растерзанный труп с голым хвостом валялся рядом с расквашенной трансформаторной будкой. Крысу жадно обгладывало лохматое существо. Из боков животного были выдраны клоки шерсти. Оно стояло к нам спиной, помахивало пышным хвостом, и было поглощено своим гастрономическим занятием. Со спины животное не походило на мутанта. Не знаю, что нашло, возможно, образ Молчуна стоял перед глазами. Я не испугался. Приступ меланхолии сдавил грудь. Возникло дикое желание погладить собаку. Хорошая собачка… Я подошел к ней поближе. Животное почувствовало постороннего, совершило резкий скачок с разворотом и практически с кувырком через голову! Я опешил. На меня таращилась изувеченная шрамами кошачья морда! Растопырились роскошные «буденновские» усы. Оскалилась пасть, вылезли два убийственных клыка. Тварь присела на мягкие лапы, чтобы броситься. Возможно, я успел бы выстрелить. Но Ольга успела первой. Прогремела короткая очередь, пуля пробила лобную кость, и кошка без разговоров завалилась на бок, вздрогнув пару раз.
Я перевел дыхание. Даже испугаться не успел.
