1989 год, Памир
Дембель неизбежен, как мировая революция.
А ещё дембель – это праздник. Настоящий, как Новый год. Вот
ждешь его, ждешь, маешься, считаешь денечки, и кажется уже, что вся радость
твоя ушла в это самое ожиданье, как вода в песок.
Но стоит только пробить заветному часу – и хлоп! – как
шампанское из теплой бутылки вырвется разом все, что копилось в душе долгих два
года. И нет на всей земле человека счастливей тебя. Потому что – воля, потому
что – все впереди, потому что – домой!..
Запыхавшийся салабон цвел, как майская роза.
– Товарищ сержант, – приложив руку к выцветшей панаме, по
всей форме докладывал он, – только что сообщили из отряда: пришел приказ…
– Что?! – нетерпеливо перебил его Белов.
– Дембель, товарищ сержант… – расплылся в улыбке паренек.
– Зема… – Белов положил руку на пыльный зеленый погон бойца
и пробормотал, еле сдерживая клокочущую в груди радость. – Спасибо, зема,
спасибо… На вот, возьми, – он вытащил из кармана едва початую пачку «Родопи» и
протянул солдатику.
«Все, елки зеленые! Баста! Дембель!» – ликовал про себя
Белов, шагая к казарме. Он старался не мчать, не торопиться – все-таки не
пацан, не салажонок стриженный. Как-никак – солидный человек, сержант! Можно
сказать – опора армейского порядка и дисциплины…
Перешагнув порог казармы, Саша все же не стерпел и что было
мочи рванул по коридору. Возле дневального притормозил и весело гаркнул:
– Кому служишь, салабон?!
– Служу Советскому Союзу! – козырнув, с готовностью
отрапортовал боец.
– Ты служишь дембелю, салага!! – беззлобно хохотнул Белов и
рванул дверь Ленинской комнаты.
В пустом помещении был только один человек. Спиной ко входу
сидел Фархад Джураев, самый закадычный Сашин корешок, ставший ему за два года
службы почти братом. Он сосредоточенно набивал травкой выпотрошенную
«беломорину».
– Белов, ну что ты орешь?! Как конь! – не повернув головы,
недовольно процедил Фархад. – Не видишь – человек делом занят! – он криво
усмехнулся, выстукивая «косячок» о ноготь.
Саша плюхнулся на стул рядом с другом и, улыбаясь в тридцать
два зуба, восторженно выдохнул:
– Дембель, рядовой Джураев!!..
Тот вытаращил глаза и, раздавив в судорожно сжатом кулаке
приготовленный косяк, истошно заорал:
– А-а-а-а-а-а!!!
– А-а-а-а-а-а!!! – тут же подхватил этот дикий вопль Белов.
Они голосили так безудержно-радостно, так неистово, так
самозабвенно, что в казарме зазвенели стекла.
Дневальный покосился в сторону распахнутой настежь двери в
«ленинку» и не удержался от завистливого вздоха. Уж он-то прекрасно знал, какой
это праздник – дембель.
* * *
На следующий день они прощались. Проводили наряд,
отправлявшийся на границу, и отправились бродить по заставе.
– Что-то у меня, Фара… На душе скребет как-то… – пожаловался
Саша. – Прощаемся вроде бы…
– Да брось ты, Сань, – обнял его друг. – Знаешь, один мудрец
когда-то сказал: если души не умирают, значит прощаться – отрицать разлуку!
– Ну, началось… – усмехнулся Белов.
Он вообще был странным, этот Фархад. Постоянно сыпал
восточными мудростями, называл себя ассирийцем, знал всех своих предков чуть ли
не до двадцатого колена и жутко гордился этим. Впрочем, пацаном он был
классным, правильным, и при мысли о том, что они возможно больше никогда не
увидятся, Белову становилось грустно.
Фара захватил из казармы старенький ФЭД, и друзья
отправились в питомник, к собакам.
Поль безошибочно почувствовал предстоящую разлуку: он жался
к ноге и тихо, по-щенячьи подскуливал. Позируя для снимка, Саша присел к
овчарке и положил руку ей на загривок. Пес тут же повернулся и поднял на своего
хозяина больные от тоски глаза. От этого взгляда сержанту стало не по себе.
«Обязательно заведу дома собаку» – смятенно подумал Саша.
Непонятная хандра стала ещё сильнее. Его армейская жизнь подошла к концу,
казалось бы – радуйся, чудак! Но сегодня дембелю Белову было отчего-то
невесело.
Да, в этой жизни хватало и трудностей и тупой армейской
дури, в ней было много однообразной рутины и совсем немного радостей. Но зато в
ней все было предельно ясно и просто – служба, казарма, наряды, караулы… А что
его ждало на гражданке?..
Писем от Ленки не было уже почти полгода. Ленка, Леночка,
Ленок, неужто забыла солдата, неужто закрутила с кем?.. «Что там с Елисеевой?»
– спрашивал в каждом своем письме в Москву Саша, но о Ленке ни слова не писали
ни мать, ни ребята.
Ребята… Ехидный хитрован Пчела – не по годам деловой и
практичный, он всегда был в курсе всех слухов и знал, казалось, все и про всех.
Баламут, понтярщик и приколист Космос, сын, между прочим, профессора
астрофизики, – неугомонный затейник, выдумщик и большой охотник до всего
нового. Невозмутимый молчун Фил, мастер спорта по боксу, – всегда готовый
прийти на помощь, надежный и крепкий, как скала…
Они вместе уже сто лет – с первого класса – и, конечно, ждут
не дождутся Сашиного возвращения. Вот только… Мать как-то упомянула, что его
друзья связались с какой-то шпаной, да и сам Космос в своих посланиях прозрачно
намекал на какие-то левые делишки…
В Москве предстояло все выяснить – и насчет Ленки, и насчет
пацанов. А ведь ещё надо было найти работу, подготовиться в институт и
постараться поступить хотя бы на вечерний… Словом, хлопот – выше крыши!
– Эй, Белов, ты чего?.. – наводя на Сашу с Полем
фотоаппарат, окликнул его Фархад. – А ну-ка, сделай «смайл»!
– Что-то все равно тоскливо, – смущенно признался Саша и
вздрогнул – это Поль, вывернувшись из-под руки, лизнул его в щеку.
– Поль, дружище… – потрепал пса по загривку Белов и широко
улыбнулся.
Щелк! – сработал затвор фотоаппарата, и довольный Фара
крикнул:
– Есть, снято!
«Ладно, приеду – разберусь! И с Ленкой, и с пацанами, и со
всем остальным!» – подумал Саша. Он встал и, отбросив невеселые мысли,
решительно сказал:
– Все, Фара, пошли собираться! Пора домой двигать, в Москву!
