– Опять, да?! У меня дела, ты что?! – ещё громче кричал
Космос, отступая от взбешенного отца за огромный круглый стол.
– Я никуда тебя не пущу, мерзавец! – Холмогоров, потеряв
голову от охватившего его бешенства, гонялся за сыном вокруг стола. – Ты
останешься дома! Ты слышишь, что я тебе говорю?! Я отец тебе или кто?!!
– Какой ты мне отец, ты даже денег дать не можешь! Отец
называется! – истошно вопил сын.
Космосу удалось выскользнуть из столовой. Он бросился в
кабинет, обшарил один за другим ящики стола, где отец обычно хранил деньги –
пусто. Он метнулся в гостиную, к старинному бюро, но и там денег не оказалось.
Раздраженный неудачей Космос развернулся и… столкнулся взглядом с изумленной,
испуганной, ошеломленной тем, что ей довелось увидеть и услышать, Сашиной
мамой.
– Здрасьте, теть Тань… – опешил в первую секунду он.
– Здравствуй, Космос, – еле вымолвила Татьяна Николаевна.
– Извините, теть Тань… – он быстро пришел в себя, наклонился
к столу и взял из денежной стопки две сторублевых бумажки. – С Сашей все в
порядке… – конспиративным тоном добавил Космос и выскочил в прихожую.
Но там, у дверей квартиры, стоял, перекрыв ему проход,
мрачный и решительный, как Печорин перед дуэлью, Юрий Ростиславович. Отец.
Папа.
Он схватил Космоса за плечи и с холодной яростью спросил:
– Белов на даче?
– Тебе какое дело! Пусти! – дернулся Космос.
– Как это – какое дело?! – свирепо прошипел сыну в лицо
членкор. – Я твой отец, негодяй!.. Я дал тебе ключи! А он убил человека! Его
ищут!
Внезапно Космос перестал дергаться, тоже взял отца обеими
руками за плечи и приблизил к нему лицо.
– Он мой друг, – неожиданно тихо и твердо сказал он. – И я
дам ему защиту. Понял, папа?..
Заглянув в его глаза, Юрий Ростиславович вдруг отчетливо
увидел, что его сын совсем не так пьян, как кажется. И ему стало совершенно
ясно, что его слова – не пьяный треп, не дешевая мальчишеская поза. Это –
стойкое убеждение, приумноженное максимализмом молодости, некоторым романтизмом
и несокрушимой верой в святость уз мужской дружбы.
Отец опустил глаза и прижался щекой к плечу переросшего его
почти на целую голову сына.
– Сынок, тебя посадят!.. – тоже тихо, с болью, сказал он.
– Мне все равно, – ответил Космос. – Пусти. Юрий
Ростиславович, не поднимая глаз, шагнул в сторону. Он услышал, как за Космосом
захлопнулась тяжелая входная дверь. Отец вытер выступившую на лбу холодную
испарину, поднял голову и прокричал:
– Надя! Сигару, кофе и все мои записные книжки! Срочно!
Глава 38
Стылая осенняя ночь накрыла поселок тишиной и покоем. Шалый
ветерок, заблудившийся среди кустов сирени и смородины, охлаждал тяжелую от
хмеля голову, выдувал пьяный кураж и навевал легкую, необременительную грусть.
Пчела сидел на крылечке, нацепив на голову маску и трубку
для подводного плаванья. С методичностью автомата он глубоко вдыхал сигаретный
дым и с силой выпускал его в трубку. Впрочем, это занятие его, похоже,
забавляло не сильно. Угар веселья сменился вялой апатией. Ему было спокойно и
скучно.
Позади него скрипнула дверь – из дома вышел зябко поеживающийся
от ночной прохлады Белов.
– Пчел, дай огонька, а?
– На… – протянул ему свою сигарету Пчела. Белов прикурил и
присел на ступеньки рядом с другом. Пчела глубоко затянулся и снова выпустил
тугую струю дыма из трубки.
– Знаешь, я всю жизнь мечтал быть аквалангистом… – задумчиво
сказал он.
– Будешь, – уверенно кивнул Саша и добавил: – А я –
вулканологом…
– Будешь.
– Не факт… – с сомнением покачал головой Саша.
– Ну что, как она? – показал взглядом назад Пчела.
– Замаялась, маленькая… спит, – небрежно бросил Белов.
– Махнемся не глядя? – без всякого энтузиазма предложил
друг. – Я к твоей, а ты мою бери.
– Да ну, с меня хватит, – поморщился Саша. – И так башка уже
трещит.
– Нет так нет, – легко согласился Пчела и вздохнул. – Космос
чего-то не едет…
И тут вдруг ночную темень вспороли лучи от мощных
прожекторов, и в полночной тишине прогремел усиленный мегафоном жесткий,
какой-то металлический, словно и не человеческий голос:
– Приказываю всем оставаться на своих местах! Дом оцеплен.
Белов, ты под прицелом!
От неожиданности Пчела выронил сигарету. Парни коротко
переглянулись.
– Пчел, ты со мной? – быстро спросил Саша. – Угу…
– За домом – забор, за ним – лес…
– Белов! Повторяю: ты под прицелом. Руки за голову и два
шага вперед! – гремел мегафон.
Оба поспешно подняли руки, но с места не двинулись. Пчела
еле слышно выматерился.
– Белов, повторяю: два шага вперед!.. Считаю до трех и
открываю огонь на поражение.
– На счет «раз»… – шепнул Саша.
– Мамочка… – выдохнул рядом Пчела.
– Раз!.. – громыхнуло из мегафона.
Оба разом бросились на землю, и тут же ночь взорвалась
яростной канонадой. Десятки пуль, со свистом пролетая над их головами,
впивались в старые дощатые стены, крошили кирпич фундамента, били стекла,
срезали уже облетевшие ветки кустов и деревьев. В доме заполошно, в голос,
завизжали насмерть перепуганные девчонки.
Белову сразу удалось укрыться за перевернутой лодкой, Пчеле
повезло меньше – сумасшедшим огнем его прижало к земле, и он полз вдоль
фундамента, укрываясь в мелкой водосточной канавке. Саша увидел торчащую
плавательную трубку – её густо осыпала кирпичная крошка, сыпавшаяся от пуль.
– Пчела, сюда! – перекрывая грохот пальбы, крикнул Саша,
бросаясь к другу.
Он схватил его за руку и выдернул за лодку. Оттуда они,
согнувшись в три погибели, юркнули за угол дома. Молнией перемахнув через
забор, парни что было мочи рванули вниз по склону – к темной стене леса.
– Ходу, Пчела! Ходу! – орал на бегу Белов.
Здесь, за забором, стрельба была реже, а спасительная кромка
леса с каждым шагом была все ближе и ближе. Но сзади ещё лупили, захлебываясь
от ярости, два автомата.
