Мамочки! Как много я еще не знаю об этом времени!
Мой визави уже стоял на одном колене, лицо его было бледным (а чего еще ожидать при таком кровопускании).
Доктор, подскочив к нему, махнул в мою сторону рукой: вали, мол, отсюда, ты уже сделал все, что мог…
Я отошел к генералу.
– Михаил Михайлович, я ничего не нарушил?
– Все замечательно, уважаемый Вадим Федорович, – лицо Бороздина было весьма довольным, – в такой ситуации этот мерзавец не посмеет больше ни слова произнести в адрес Анастасии Сергеевны. А вот если бы вы его убили… В общем, было бы весьма нелегко отвести от вас карающую «руку правосудия», несмотря на все ваши заслуги перед Россией.
Очень хотелось спросить по поводу кнуровской шпаги: не является ли она моим трофеем?
Но раз не предложили, попрошайничать не буду…
Мы с генералом вернулись в трактир (или как там это заведение называется) и попросили хозяина подать завтрак. Теперь можно и подкрепиться – проникающее ранение в пищеварительный тракт мне больше не грозит.
Минут через пятнадцать к нам присоединился доктор.
– Да уж, господин Демидов, – начал он, – теперь ваш соперник сможет в правой руке держать только ложку. Да и то нескоро. Вы умудрились перерезать несколько сухожилий вблизи кисти руки. Совсем немного до лучевой артерии не достали. Можно сказать, что своей шпагой вы орудовали с точностью хирурга.
– Действительно, молодой человек, – не преминул заметить Бороздин, – вы не устаете удивлять: сначала ваши военные усовершенствования, потом я узнаю о научных открытиях, а теперь еще выясняется, что и фехтуете вы здорово. Причем весьма необычно, я такого стиля никогда не видел.
Ну, естественно: теперь снова сочинять про мифического испанца-мастера. Как же надоело все время врать! А ведь это еще цветочки. Академики в Питере из меня душу вынут, чтобы разобраться, как я до таких открытий дошел…
– Так я же не скрывал, что умею орудовать клинком, Михаил Михайлович. А насчет остального – в дороге есть время подумать, во всяком случае, я именно так привык бороться со скукой.
– Прошу прощения у вашего превосходительства, – это зашел Тихон. – Мне с кухней уже отправляться или погодить?
Мы с генералом вопросительно посмотрели на доктора.
– Я уже освободился. Необходимая первая помощь оказана, а неподалеку живет мой коллега. Хозяин трактира отправил за ним человека. Я сделал все необходимое, чтобы этот мерзавец не умер в ближайшее время, а дальше у меня нет ни малейшего желания задерживаться здесь ради него.
– Поезжай, Тихон, – махнул я слуге рукой, – мы скоро отправимся следом.
Петербург
И снова дорога… Я для разнообразия и для «закалки» своего седалища часа с полтора сопровождал карету верхом. Афина уже привыкла к новому хозяину, да и я к лошадке здорово привязался – чудесная животина.
Пейзажи вокруг все те же: лес, поле, луг и снова что-то из перечисленного ранее в произвольном порядке. Хотя хорошо еще, что не степь от горизонта до горизонта или не барханы…
Тогда вообще впору взвыть от тоски. А ведь живут же всевозможные кочевники и на таком рельефе. И всю свою жизнь, возможно, не видят ничего, кроме бескрайней плоской земли и горизонта.
Я, когда из армии увольнялся, поехал за проездными документами в Калининград. Вместе с сослуживцами. Домой хотелось неимоверно ПОСКОРЕЙ. А тут мне ребята из Казахстана и говорят:
– Мы сегодня не поедем, переночуем на вокзале, а завтра съездим посмотреть море…
Я просто офонарел тогда: ну море и море, чего ради него еще целые сутки здесь кантоваться, когда в родной дом хочется лететь, как на крыльях… Просто даже мысли не приходило в голову, что можно дожить до двадцати лет и ни разу не видеть моря… А вот не у всех, оказывается, бабушки в Риге и Калининграде имелись. И тети в Севастополе…
И так сплошь и рядом: что для одного человека обыденность, для другого экзотика. Но и любая экзотика имеет тенденцию очень быстро становиться обыденностью. И это знаешь наперед: очень интересно было бы проплыть пару дней по Амазонке или ее притокам, посмотреть на антарктических пингвинов в их родной среде обитания, побывать в Австралии или в цветущей весенней тундре… Да мало ли еще ландшафтов, которые я никогда не видел и не увижу. Но знаю наверняка: надоест достаточно быстро и потянет назад, к этим самым лесам средней полосы, к глинистым дорогам, черт их совсем побери в дождливую погоду, к речкам, в которых ловится не пиранья, не апараима или мормирус, а обычные плотвички и окуньки. Родина она и есть Родина.
Когда я пересел с седла в карету, доктор с генералом весьма оживленно обсуждали перспективы полевой медицины и санитарии в армии. Два Боро (Бороздин и Бородкин) достаточно легко нашли общий язык, и Филиппу Степановичу удалось убедить своего собеседника, что именно микробы являются причиной многих болезней и небоевых потерь среди личного состава.
Что приятно – получить генеральскую поддержку еще и в этом вопросе дорогого стоит.
Хотя… Мама дорогая! Что же я натворил!! Идиот, дебил в третьем поколении!!!
– Филлип Степанович, – встрял я в разговор, – я вас очень прошу после доклада в Академии не публиковать результатов своих исследований в научных журналах или где-то еще. Да и содержание самого доклада нужно будет подкорректировать.
Две пары недоуменных глаз уставились на меня.
– Вадим Федорович, я вас не понимаю. – Голос доктора слегка дрогнул.
– Да и я, признаться, тоже, – генерал посмотрел на меня вопросительно, – объяснитесь, пожалуйста.
– Конечно. Эти исследования являются стратегически важной информацией. Для наших будущих врагов важной. Ведь Россия воюет все последние годы. Отношения с той же Францией опять не самые положительные и грозят стать еще более плохими. Так?
– Нну, пожалуй…
– При промышленном потенциале, который сейчас подчинен Бонапарту, узнав о результатах наших исследований и поверив им, а они проверят и поверят, мы сделаем армии будущего врага просто царский подарок. Европейцы очень быстро, в отличие от нас, внедрят открытия глубокоуважаемого Филиппа Степановича в жизнь и в войска. Это у них уменьшатся небоевые потери и увеличится процент выздоровевших раненых. В большей степени, чем у нас, верно?
– Простите, господин Демидов, – эскулап нервно поджал губы, – но я врач и…
– Вы русский? – уже психанул я и слегка повысил голос, – вы слышали, что я только что сказал? Как врач, можете сколько угодно лечить раненых и больных солдат противника, но, как русский, вы не имеете права заведомо усиливать армию врага. Я не прав?
Оба задумались. Уже хорошо. Пора добивать.
– Филипп Степанович, поймите, ваш приоритет в открытии никуда не денется. В своем докладе и статье можно сделать самые общие, но, несомненно, революционные для развития новой отрасли науки вещи. Просто не надо пока касаться прикладной роли вашего открытия, понимаете? С этим нужно прийти к военному министру и начальнику медицинского департамента военного министерства. Убедить их просто издать приказы по войскам. А приказы не обсуждаются.
