– Пожалуй, вы правы, – улыбнулся в ответ ученый. – Примите оба мои поздравления с вашим замечательным открытием. Европа пока не очень-то обращает внимание на работы русских химиков, но теперь, я надеюсь, ситуация несколько изменится. Уже получено поздравление из Лейпцига, а с течением времени, уверен, отреагируют и другие ученые.
Мы с доктором, не сговариваясь, ответили поклонами.
– Ваш доклад, – продолжал Кирхгоф, – я назначу на завтра, в два часа пополудни, если не возражаете. А пока не изволите ли пройти в лабораторию?
Мы с удовольствием согласились.
Помещение было достаточно просторным и светлым. Посуда и оборудование произвели на меня впечатление удручающее, я просто поразился, как, работая с таким вот примитивом, можно было совершать фундаментальные открытия. А вот у доктора просто глаза разгорелись при виде подобного «богатства». Все относительно… Ну ладно, придется учиться работать с тем, что имеется: «За неимением гербовой пишут на простой».
– Над чем в данный момент работаете? – не преминул поинтересоваться Бородкин у хозяина лаборатории.
– Исследую крахмал, – приветливо ответил ученый и поспешил поделиться с благодарным слушателем результатами последних экспериментов. – Понимаете, я обнаружил, что если прокипятить его раствор….
Понятно. Гидролиз, катализ и так далее… Совершенно не представляю, как можно исследовать биополимеры, когда еще нет ни формул, ни малейших понятий о строении вещества, ни метрической системы… Атомные массы тоже еще не определены. Просто в голове не укладывается: КАК??? Но ведь работали. И получали результаты. Те результаты, благодаря которым существуют наука и техника двадцатого века. Совершенно банальные вещества и устройства, которые окружают нас на пороге третьего тысячелетия, созданы благодаря многолетнему кропотливому труду тысяч и тысяч ученых, использовавших совершенно примитивные приборы и устройства. Мысленно снимаю шляпу перед этими титанами науки.
– Вадим Федорович, – слегка обиженным голосом оторвал меня от мыслей член-корреспондент, – вам неинтересно?
– Прошу прощения, я просто в некотором ступоре от вида вашей лаборатории. Мне приходилось работать либо в аптеке, либо в домашней лаборатории любезного Филиппа Степановича – а тут такая роскошь!
Мое объяснение вполне удовлетворило ученого, он даже слегка разрумянился от гордости.
– Да уж, лаборатория очень неплоха, и, вероятно, первое время она будет предоставлена в ваше распоряжение. Если вы, конечно, примете наше предложение здесь работать. Кстати, вы, простите, где обучались?
– Увы, нигде, кроме как в той самой аптеке. Я самоучка.
– Весьма странно, – слегка посмурнело лицо химика, – нет образования?
– Увы.
– Тем не менее, – поспешил прийти мне на помощь доктор, – смею вас уверить, что господин Демидов очень грамотный химик и изобретатель.
– Еще и изобретатель? – удивленно вскинул брови Кирхгоф. – А позвольте полюбопытствовать…
– Прошу меня простить, уважаемый Константин Сигизмундович, – поспешил ответить я, – но при всем уважении к вам не могу пока рассказать о своих изобретениях – они касаются военного ведомства. Надеюсь на ваше понимание.
– Ах, вот как? Вы положительно удивительный человек, Вадим Федорович. Но понимаю. Ладно. А над чем планируете работать?
– Если помните, то кроме йода мы прислали вам образец нового металла…
– Конечно, помню. Удивительное вещество, но не было описания его получения.
– Вот именно. Образец достался мне готовым вместе с информацией о том, что в Китае его выделяют из глины. Именно этим мне и хотелось бы заняться.
– Разумно. Не ознакомите ли со своими планами?
– С удовольствием. Итак, исследовав сам металл, я, как наверняка и ваши коллеги, работавшие с присланным образцом….
Дальше я поведал, как планирую выделять алюминий из каолина. Было, разумеется, громоздко и дорого. Но надежно. Потом, правда, тот еще геморрой с очисткой, но бокситно-криолитовое сырье обрабатывать по тем временам – анреал полный. Не говоря уже о том, что я не знаю, ни как выглядит это самое промышленное сырье двадцатого века, ни как здесь оно называется. Придется через натрий или калий пытаться.
– Вполне обоснованно, – выслушав меня, промолвил Кирхгоф. – Проблемы технического характера, конечно, будут, но перспективно. Скажите, а у вас нет больше образца данного металла? Присланный вами настолько невелик…
– Есть, извольте. – Я раскрыл саквояж и протянул вилку, специально захваченную для такого случая. Надо было видеть, как разгорелись глаза ученого!
– Вадим Федорович! Я от имени Академии наук прошу разрешения приобрести у вас данное изделие. Уступите? Вам с господином Бородкиным и так будут выплачены премиальные за открытие йода, но лишние деньги ведь не помешают?
Хороший подход. Наконец-то! Сколько же содрать с российской науки? И продешевить не хочется, и рвачеством заниматься неудобно… У меня, кстати, еще фляга и котелок имеются, но на них отдельные планы.
– Уважаемый Константин Сигизмундович, я в принципе готов подарить Академии эту вилку, но все-таки жизнь в столице требует некоторых средств, которых у нас с господином Бородкиным негусто…
– Не беспокойтесь, – перебил меня ученый, – кое-какие средства найдутся. Но я оценил ваш великодушный жест.
Не могу решить сейчас точно, но думаю, что рублей двести совет вам выплатит. Ваши премиальные – тысяча на двоих. Кроме того, вам будут предложены должности адъюнктов, а это сто рублей в месяц. Не так уж и мало, согласитесь.
Ну, вообще-то ничего, жить можно. И даже приодеться к зиме.
– Благодарю, ваши условия меня вполне устраивают.
– Замечательно! Теперь вы, Филипп Степанович, – Кирхгоф повернулся к доктору, – я догадываюсь, над чем вы хотите работать, но хотелось бы услышать это из ваших уст…
Бородкин уже, по-моему, стал слегка обижаться, что все внимание членкора было обращено на меня, но мгновенно оттаял, услышав вопрос.
– Если есть такая возможность, то хотелось бы заняться исследованиями бацилл – эта тема меня очень заинтересовала и обещает неплохие перспективы в медицине.
– Ну что же, именно так и думал. Признаться, ваши работы меня несколько изумили сперва, но потом, поразмыслив, я понял, что в этом скрывается нечто многообещающее. Даже планирую с вами сотрудничать, если не возражаете.
– Ну что вы, почту за честь, – зарделся доктор.
В общем, все разрулилось к вящему удовольствию всех сторон.
Наши с Бородкиным доклады на следующий день прошли на ура. Ну для нас, во всяком случае. Честно говоря, чувствовалось, что некоторые профессора не очень радовались появлению таких выскочек из провинции, как мы с Бородкиным. Но против фактов не попрешь: вот он йод, вот пропись его получения, что подтверждено экспериментально, вот описание его свойств. И никуда от этих фактов не деться.
