А свечи-то восковые. Просто представить страшно, в какую копеечку влетает освещение таких апартаментов в сутки зимой.
Наконец местный Сусанин довел нас с доктором до дверей, возле которых замерло в карауле двое гвардейцев. Казалось, что они даже не дышат – чисто экспонаты музея мадам Тюссо.
Провожатый просочился за дверь и через полминуты распахнул дубовые створки:
– Его Императорское Величество приглашает господ Бородкина и Демидова!
Помещение оказалось кабинетом. Самодержец Всероссийский встретил нас, стоя у стола.
Довольно высок, строен, круглолиц и курнос в отца. Ярко выраженные залысины ото лба, но зато почти непременные по тем временам бакенбарды.
– Здравствуйте, господа, – приветливо начал Александр, – я сначала хотел, чтобы наша встреча произошла в более торжественной обстановке, но военный министр убедил меня не разводить излишней парадности. Прошу садиться.
Мы послушно присели в расположенные напротив стола кресла, и император продолжил:
– Приношу вам обоим благодарность от всей России за тот научный подвиг, который вы совершили в ее честь. Я искренне восхищен всем вами сделанным и надеюсь, что на этом вы не остановитесь, что принесете еще немало славы своей Родине.
Нам оставалось только снова встать и поклониться. И зачем, спрашивается, нужно было перед этим садиться в кресла?
– Ваши труды, несомненно, требуют награды, – продолжал государь. – Прошу подойти вас, господин Демидов.
Я послушно приблизился, и Александр собственноручно приколол к моему сюртуку темно-красный крестик.
– Поздравляю вас с кавалером ордена Святого Владимира, Вадим Федорович! – И царь пожал мне руку.
Слов нет – одни слюни. Сразу «Владимира»? Я, честно говоря, на «Анну» рассчитывал. Ведь понятно, что пригласил нас император не для того, чтобы на конюшне высечь, но так сразу…
Да еще и сам крест прицепил. Ведь в те времена, насколько я помню, награду за собственные деньги у ювелиров заказывать нужно было, а тут – на тебе. Ничего, в долгу не останусь…
Пока я смущенно благодарил, Александр произвел ту же операцию с полуобморочным Бородкиным. Тот пребывал в полном обалдении и едва держался на ногах.
– «Польза. Честь. Слава» являются девизом ордена. Именно пользу, честь и славу вы принесли России. Еще раз поздравляю, господа!
Красиво сказал. Еще его знаменитая бабка говорила: «Александр – любитель красивых телодвижений». Ну, или что-то в этом роде.
– Ваше Величество, – собрался с духом я, – разрешите и нам сделать небольшой подарок?
– Подарок? Мне? – в глазах императора зажглось любопытство. – Чрезвычайно интересно! Извольте.
Вернувшись к креслу, я взял принесенный с собой футляр, раскрыл и с поклоном протянул Александру Павловичу.
На черном бархате сверкала дюжина алюминиевых пуговиц – моя бывшая фляжка.
– Пуговицы? – искренне удивился хозяин земли русской.
– Ваше Величество, они изготовлены из алюминия, из того самого металла, который открыли мы с доктором. Я подумал, что вам будет приятно осознавать, что такого не имеет ни один человек в Европе. Ни один монарх не может и еще очень долго не сможет позволить себе такое украшение мундира.
– В самом деле? – в глазах царя загорелся неподдельный интерес.
– Можете не сомневаться, Ваше Величество.
Александр взял одну из пуговиц и стал разглядывать.
– Какой легкий… Знаете, господа, меня удивить трудно, но вам это удалось. Примите мою искреннюю благодарность за столь ценный и оригинальный подарок. Я этого не забуду.
Да уж, ценный – не то слово. Вспомнилось алчное лицо ювелира, которому я принес слиток (фляжку, естественно, предварительно пришлось переплавить). Представляю, как ему хотелось заныкать хоть немного, и только недвусмысленная фраза о том, что пуговицы предназначены для подарка ОЧЕНЬ ВЫСОКОПОСТАВЛЕННОМУ ЛИЦУ и других изделий из этого металла в природе существовать не должно, удержала его от вполне естественного желания чуточку «сэкономить».
Свою работу, тем не менее, выполнил качественно, за что и был щедро вознагражден. Я потом на всякий случай взвесил пуговицы в лаборатории – чуть легче исходного сырья, но все в пределах ожидаемых потерь.
Император сел за стол для продолжения общения, но футляр не закрыл и периодически косился на «новую игрушку» во время дальнейшего разговора.
– К сожалению, у меня есть еще только четверть часа, господа, – государственные дела, но я уверен, что эта наша встреча не последняя.
А дальше – стандарт. Мне пришлось опять рассказывать свою выдуманную одиссею, которая, впрочем, была выслушана с неподдельным интересом. Будем надеяться, что этот самый интерес не станет слишком глубоким, а то как решит самодержец по полной программе удовлетворить свое любопытство на мой счет… У кого, у кого, а уж у императора возможности найдутся. Можно и в Сибирь загреметь под горячую руку. Или в дурдом. Хотя как раз Александр, возможно, и поверит. Вроде мистицизм был его слабостью.
Отведенное время подошло к концу, и визит пришлось завершить. Не скажу, чтобы я об этом сильно сожалел – хорошенького понемножку. Достало уже сидеть как на иголках и ожидать какого-нибудь неожиданного вопроса. Да и все время боялся нарушить что-то из протокола общения с монархом.
Обошлось. Пока мы шагали к выходу по коридорам дворца, основной проблемой, которую я обдумывал, было количество бутылок, за коими следует послать Тихона по возвращении: того, что есть дома, явно не хватит, чтобы, во-первых, снять стресс после этой аудиенции, а во-вторых, отметить наши с доктором ордена…
– Ну что, Филипп Степанович, – нарушил я молчание, когда мы вышли на Дворцовую площадь, – с кавалерством вас!
– Ох, и не говорите, до сих пор в себя не приду, – подал наконец голос доктор, промокая платком влажный лоб. – Не ждал такой чести. Чтобы «Владимир»…
– Да, вроде бы слегка не по чину нам такой орден, но государь может себе позволить.
Поймали извозчика, и, пристроившись в коляске, первое, что сделали, так это, не сговариваясь, отстегнули свои кресты и принялись их разглядывать.
Тяжелые. Золото все-таки.
Вполне понятные чувства завладели мной при осмотре награды. Вроде бы крест себе и крест. Красивый, дорогой, но дело не в этом…
Тема орденов вообще очень деликатная: ведь каждый, кто хоть что-то делает на благо государства, как минимум в глубине души надеется на официальное признание полезности своих трудов, на то, чтобы окружающие видели, что живет и работает человек не зря. И ничего лучше орденов и медалей в этом плане не придумано.
С другой стороны, давать их действительно нужно с разбором, чтобы не каждый, отпротиравший штаны на службе энное количество лет, имел бы право повесить награду на парадную одежду.
