Через обычную для Петрограда систему проходных дворов Комиссаров прошел насквозь весь квартал и вышел к Охранному отделению. Он зашел с черного хода, и двое жандармов с 2,5-линейными винтовками вытянулись, отдав ему честь. Комиссаров небрежно махнул им рукой. Через главный зал, где в это время проходила тренировка отряда филеров
[27]
— человек двадцать в одежде всех сословий расселись вдоль стен и смотрели, как в центре двое пытались вытащить у третьего, изображавшего праздного гуляку, бумажник, — он прошел к следующей лестнице, ведущей на третий этаж, в кабинет начальника отделения Петра Ивановича Рачковского. Рачковский ждал его.
Начальник петроградского Охранного отделения Петр Иванович Рачковский был пухлым и необыкновенно бодрым, несмотря на возраст, человеком. Свою карьеру он начал еще в царствование Александра II; как и большинство его коллег, был революционером, после ареста предложившим свои услуги полиции. Подозревали, что он причастен к убийству министра внутренних дел фон Плеве, организованному его агентом Азефом. Обвинения против Рачковского выдвигали охотник на провокаторов Владимир Бурцев и начальник департамента полиции Лопухин, предавший гласности имена известных ему провокаторов. Но прямых доказательств не было, и в 1919 году Рачковский возглавил петроградское Охранное отделение. Перемещение людей вверх и вниз по карьерной лестнице в этом ведомстве всегда происходило по своим внутренним законам, не сообразуясь с общепринятой логикой и моралью.
Рачковский сидел за резным письменным деревянным столом, уставленным телефонами и заложенным бумагами. В углу стола, ближе к входу, стоял небольшой прибор, похожий одновременно на перегонный куб своей колбой с красной жидкостью и змеевиком и на фонограф — направленной на посетителей граммофонной трубой, валиком и шестеренками. Об его назначении никто Рачковского не спрашивал, а Рачковский никому не говорил, но Комиссаров знал, что это — фобограф, прибор для измерения страха и ненависти. Такие в количестве нескольких десятков штук были сделаны по заказу полиции военно-евгенической лабораторией в подземельях Новой Голландии. Считалось и было подтверждено экспериментальным путем, что перед совершением задуманного убийства будущий убийца, как бы хладнокровен он ни был, переживает одновременный всплеск чувств страха и ненависти. Прибор, который, как собака, умел почувствовать их запах, выделяющийся из тела, предупреждал об этом хозяина, и у Рачковского было несколько секунд, чтобы успеть нажатием электрической кнопки под столом вызвать охрану или, в крайнем случае, выстрелить первым. Поэтому, подумал как-то с усмешкой Комиссаров, если у него когда-нибудь возникнет нужда убить Рачковского, он предварительно накурится опиумом — это собьет фобограф с толку.
— Вы, Михаил Степанович, — сказал Рачковский, отрывая взгляд от бумаг, — знаете, кому подчиняется Сводный отряд полицейских цеппелинов города Петрограда?
— Я полагаю, градоначальству, — сказал Комиссаров.
— Все полагают, — проворчал Рачковский, — все полагают, и никто не проверяет. А я решил проверить, и что бы вы думали? Год назад по предписанию министра внутренних дел он был, оставаясь в ведении градоначальства, передан в оперативное подчинение Главному артиллерийскому управлению. Для совершенствования системы управления и постановки различных экспериментов. А вот это — список личного состава Сводного отряда. Благоволите полюбопытствовать.
Рачковский взял со стола листок и протянул Комиссарову. Обычный список личного состава. Имя, фамилия, звание, номер экипажа и должность в нем, год и место рождения. В каждой строчке уже другой рукой и другими чернилами был нарисован крест и стояла дата, совсем недавняя.
— Они что, все умерли? — усмехнулся, возвращая список, Комиссаров.
— Именно, — мрачно сказал Рачковский, — и не вижу, что тут смешного. Я затребовал список личного состава и отдал его в наш электромагнитный адресный стол. Эти крестики уже там поставили. Погибли совсем недавно в Маньчжурии и на Балканах.
— И кто же на самом деле управляет цеппелинами?
— Понятия не имею, сказал, раздражаясь, Рачковский, — ГАУ получило Сводный отряд в свое управление, поменяло личный состав всех экипажей, а на кого — мы не знаем! Потому что нам подсовывают какие-то мертвые души. Это что, заговор? В кого будут стрелять эти неизвестные нам люди, летающие над Петроградом, завтра?
Комиссаров кивнул. Меньше всего на свете, думал он, Рачковского заботит, в кого будут стрелять цеппелины. Единственное, что действительно беспокоит начальника Охранного отделения, что стрелять они будут по приказу ГАУ, а не по его. Как собака, ревниво охраняющая свою кость, Рачковский вцеплялся в шею любого, кого заподозрит в посягательстве на свои полномочия.
— Складывающаяся ситуация, Михаил Степанович, представляется мне ненормальной, — сказал, поднимаясь из-за стола, Рачковский. Он заложил руки за спину и принялся расхаживать по кабинету, — более того: недопустимой. Вместо того чтобы заниматься своими военными делами, Главное артиллерийское управление сначала забрало в свое бесконтрольное пользование всю военную промышленность, а теперь, фактически, царствует и над Петроградом. И если первое меня не касается, то второе — относится до нас с вами напрямую. К сожалению, великий князь Сергей, которому подчинено Главное артиллерийское управление, пользуется большой любовью государя, и нам нужны очень веские доказательства того, что его дела предосудительны.
— Ну… — протянул Комиссаров. — Дело Питирима? Или это слишком большой козырь, чтобы тратить его в этой игре?
— Я думал про Питирима, — сказал Рачковский, — нет, это не слишком большой козырь. Тем более — почему тратить? Но что мы хотим от Питирима?
— Как мне известно, Питирим находится в очень, скажем так, близких коммерческих отношениях неофициального характера с Маниковским. Он либо знает, либо, понуждаемый нами, сможет узнать, кто управляет цеппелинами. И, понуждаемый нами, расскажет об этом государю.
— А кто управляет цеппелинами?
— Я не знаю наверное, ваше высокоблагородие, но подозреваю, что те, кто ими управляет, не могут быть отнесены к числу благонадежных подданных государя. Я, как вам известно, в Германскую войну служил по военному ведомству. Так вот, еще до подписания мира наша контрразведка организовала несколько трофейных команд, которые должны были захватить немецкие военные лаборатории раньше англичан. Одну из этих групп направлял лично великий князь Сергей Михайлович — ей указывалось найти нечто, поднятое немцами при раскопках Вавилона и привезенное ими в Германию. Это какая-то машина, а также многочисленные клинописные таблички — вроде инструкции к ней. Она дает возможность оживлять мертвых людей посредством вставленных в них заводных механизмов и управлять ими — но это все, что я знаю. Машину нашли где-то во Франции, на занятой немцами территории. Она была погружена в поезд и отправлена в Петроград. Однако до России поезд не дошел, так как случайно был разбомблен с нашего же цеппелина. На место срочно выехала делегация из ГАУ вместе с ротой своих солдат, они долго ковырялись в остатках поезда, но все было уничтожено. Так, по крайней мере, указано в официальном рапорте. Хотя по имеющимся у меня сведениям ничего уничтожено не было, и вообще никакой цеппелин там не летал. Просто Сергей Михайлович решил получить машину в свое личное пользование. И получил. Устройство было тайно доставлено в Петроград и помещено в лаборатории ГАУ в Новой Голландии. Так что, полагаю, предъявленный вам список личного состава — настоящий. Солдаты, которые управляют цеппелинами, хотя и присягали государю, но смертью своей от присяги были освобождены. И теперь подчиняются только великому князю.
