— Одной бомбой дело не ограничится, — махнул рукой Колдевей, — видали, во что они превратили Бьевард, когда заподозрили, что пушка стоит там? И это все за одну ночь.
— Хорошо, — равнодушно сказал Крупп, меняя тему разговора, — вы телеграфировали мне, что все готово.
— Вернее было бы сказать, что все дошло до стадии эксперимента. Я перевел все таблички, имеющие касательство до нашего дела. Подробный рецепт крови Кингу и инструкцию по использованию машины таблицы судеб. Как будто специально написаны для того, чтобы через несколько тысяч лет люди пришли, все прочитали и возобновили остановленную работу. Однако не все слова в рецепте можно перевести однозначно. В разных текстах они имеют разное значение, пришлось делать несколько вариантов крови. Всего их более 20. И, как я уже говорил, мы не знаем, из чего они лепили людей. Вообще ни слова об этом.
— Так вы ж сказали, что эксперименты с кровью и людьми прошли удачно, — нетерпеливо перебил Крупп.
— Да, мы вычислили нужный состав, — сказал Колдевей, — и в пределах зоны видимости все работало. Но на такой большой дистанции еще не проверяли.
— Ну так пойдемте, — резюмировал Крупп. — У меня мало времени, завтра к утру я должен быть в Берлине.
Вместе с Колдевеем они спустились на первый этаж.
— Тела к испытанию готовы? — спросил Колдевей.
— Так точно! — ответил офицер, встречавший машину Круппа.
— Отлично, тогда командуйте прекратить стрельбу и поднять ствол.
Колдевей повел Круппа по коридору к спуску в подвал, из которого начинался подземный ход, и сзади они слышали, как офицер командовал в телефонную трубку: «Подготовку к выстрелу остановить! Орудие разрядить! Ствол поднять на угол 90 градусов и зафиксировать! О выполнении доложить и впредь до особого приказа никаких действий не предпринимать!»
Ход был точно такой же длины и ширины, как ход в Вавилоне, и шел под точно таким же углом. Все было повторено с точностью, поскольку инженеры Круппа не знали, что имеет значение для успешной работы машины, а что — нет. Ход заканчивался комнатой в железобетонном основании, на котором, прямо над комнатой, стояла Парижская пушка. Из потока вниз шел металлический конус, заканчивавшийся ровно над машиной таблицы судеб. Начальник артиллерийского конструкторского бюро концерна «Крупп», доктор Франц Эбергард стоял перед ней. Услышав шаги в коридоре, он повернулся.
— Здравствуйте, Франц, как успехи? — спросил Крупп.
— Здравствуйте, господин Крупп, — доктор пожал протянутую руку, — у нас все готово.
Почти год лучшие умы конструкторских бюро концерна «Крупп» во главе с доктором Эбергардом изучали привезенную из Вавилона машину таблицы судеб. Никто, кроме них самих, не ждал, что они смогут понять, как машина работает. Только ученые верили в свои силы, но верили напрасно: в итоге они вынуждены были признать, что машина для них — всего лишь 60 стоящих в 5 рядов глиняных цилиндров с механизмом для их вращения. Ни рентген, ни ультразвук не показали наличия в цилиндрах хотя бы какого-нибудь секрета. Единственное, что дало исследование, — были найдены диапазоны частот, на которых цилиндры издают при своем вращении звуки. По требованию Колдевея рассчитаны размеры резонатора, улавливающего эти колебания и передающего их на антенну. И была создана эта антенна: Труба кайзера Вильгельма. Бессмысленная, не наносящая никакого вреда Парижу пушка в глубокой тайне ото всех готовилась сокрушить Париж.
— Ну, — нетерпеливо сказал Крупп.
Колдевей выразительно посмотрел на висевший на стене телефон. Эбергард тем временем подошел к стоящему у стены высотой с него самого эбонитовому ящику с небольшим стеклянным окошком, стекло которого изнутри было покрашено серым. Он щелкнул выключателем, и по окошку поползли черные полосы.
— Что это? — спросил Крупп.
— Электронно-лучевая трубка Розинга, — сказал Эбергард, — позволяет передавать изображение на расстояние. Ее русские еще до воины придумали, но до ума так и не довели. Сейчас, подождите, нагреется только.
Полосы по окошку бежали все медленнее и, наконец, совсем прекратились. Вместо них появилось размытое изображение, в котором угадывался лежащий на непонятной поверхности, вероятно на полу в каком-то доме, человек.
Зазвонил телефон, и Колдевей снял трубку.
— Господа, звонил дежурный офицер, орудие развернуто.
Колдевей провел рукой по бороде, Эбергард выдохнул.
В 250 километрах к востоку, на германской стороне границы стояла заброшенная двухэтажная усадьба. Два дня назад к ней подъехал крытый грузовик с красным крестом и рота вооруженных пистолетами-пулеметами солдат штурмового батальона. Солдаты осмотрели дом и разбили лагерь неподалеку, выставив вокруг усадьбы часовых. Грузовик подъехал к самому дому, и два человека в белых халатах с трудом вытащили оттуда тяжелый, похожий на гроб металлический ящик. Передохнув, они подняли его и внесли внутрь. Следом из грузовика было втащено несколько ящиков с какими-то проводами. Люди в белых халатах что-то долго делали в доме, потом выбросили из окна второго этажа два провода, которые подсоединили к автомобильному аккумулятору, а к печной трубе прикрепили антенну, направив ее в сторону Франции. Ночевать внутри они не стали, видимо не желая соседства с ящиком, и разбили палатку рядом с солдатами штурмового батальона.
В тот день, когда Крупп приехал в Шато-Тьерри, они завели двигатель грузовика, чтобы он давал им электричество. Это электричество нужно было для электронно-лучевой камеры, передававшей изображение на трубку Розинга. Когда Эбергард включил трубку, она показала ему второй этаж усадьбы. Фельдфебель Густав Шмидтке, убитый неделю назад во второй битве на Марне, лежал, вынутый из холодного ящика, на пыльном, со следами кованых сапог полу. Синяя кровь Кингу стояла в его холодных жилах. У немцев не было глины, из которой можно было лепить тела, зато вдоволь было самих тел.
250 километров — это ровно в два раза меньше, чем от Шато-Тьерри до Парижа. Если в расчетах немецких инженеров нет ошибки и Труба кайзера Вильгельма донесет до остывших ушей Густава Шмидтке вой машины таблицы судеб — она донесет его и до ушей тех, кто, не устрашась пуль и газа, не глядя по сторонам на падающих товарищей, через три недели пойдет штурмовать Париж.
— Ну, — нетерпеливо сказал Крупп.
Колдевей подошел к машине и погладил ее рукой, как будто просил не подвести.
— Из 60 дисков только два содержат непосредственные указания рабам Мардука, что они должны делать, — объяснил он, хотя его никто не спрашивал, как будто с единственной целью оттянуть еще секунду времени, — остальное благодарственные молитвы самому богу и многократное воспевание его имени.
— И какой приказ вы ему дали? — спросил Крупп.
— Лететь, — бросил Колдевей.
— С Богом! — сказал Эбергардт.
Колдевей завертел граммофонную ручку древней машины. Барабаны завертелись и тихонько завыли, посылая свои колебания вверх, направленному прямо на них металлическому конусу, и от него — дальше вверх, задранному в небо стволу Парижской пушки, а уже она — всему свету, насколько только ее хватало.
