Олег Константинович посмотрел в окно, где уже возникали огни приближающегося Царского Села. Может быть, Николай Михайлович и был прав в своих оценках личности государя. И даже, наверное, прав. Но какое имеет значение, плох царь или хорош? Разве солдаты на войне, умиравшие за отечество, рассуждали, плохи ли царь с отечеством или хороши, если хороши, то умирали с бóльшим воодушевлением? Долг всякого русского человека — быть верным своему государю. И его, Олега Константиновича, род, первый среди всех русских родов, имеющий перед ними особенные привилегии, имеет и особенную ответственность. Он должен быть первым во всем — и в служении своему государю в том числе. Олег Константинович жил, повинуясь долгу Романовых. Он физически не мог жить иначе. А раз так, то в чем польза от оценок личности государя?
— Как вы находите Петроград? — спросил между тем Николай Михайлович, поглаживая пальцами висевший на цепочке от часов маленький золотой, вероятно масонский, треугольник.
— Нахожу в нем огромную стальную башню и цеппелины, — ответил Олег Константинович, поворачиваясь к великому князю, — и климат поменялся не в лучшую сторону.
— Да, все так, все так, — задумчиво пробормотал Николай Михайлович, — вы вернулись в город башни и цеппелинов, идеальных механизмов. И ветра. Они, кстати, взаимосвязаны: ветер появился, когда достроили башню. Бытует даже мнение, что она каким-то образом изменила нашу розу ветров. Хотя это чушь, конечно. На самом деле, откуда взялся ветер, не знают даже в Академии наук. Вы уже успели полюбоваться башней в ночи? У вас же окна на Неву выходят?
Олег Константинович кивнул.
— А не находите ли вы странным, что ночью башню освещают прожекторами?
Олег Константинович удивленно посмотрел на великого князя.
— Я полагаю, в целях облегчения навигации… — растерянно сказал он, понимая, что это не причина, и действительно довольно странно освещать башню столь ярко.
— Бросьте, — махнул рукой Николай Михайлович, — для навигации достаточно нескольких маяков.
— Зачем же тогда? — спросил князь.
— Затем, что она здесь главная, — ответил Николай Михайлович, — в правящих кругах утвердилось мнение, что машины гораздо благонадежнее людей. Они не устраивают забастовки и не перекрывают улицы баррикадами. На войне не подвержены большевицкой агитации, не братаются с немцами и не бегут с поля боя. Но главную свою услугу они оказали государю уже после победы. Машины навели в Петрограде порядок, который не могли навести ни полиция, ни армия. Когда была построена башня и началось постоянное патрулирование цеппелинами, вакханалия грабежей и убийств, не прекращавшаяся на городских окраинах с самого окончания войны, была остановлена за несколько недель. Теперь цеппелины и башня для государя — единственные надежные защитники его власти. Но, — Николай Михайлович ухмыльнулся, — добро бы один только Ники и Ко уверовал в машины. Однако их полюбил и народ! Конечно, они избавили мещан от страха быть убитыми на улице бездомным солдатом, но вот городовые тоже общественный покой охраняют, а кто их любит? После февральского переворота в Фонтанке десятками топили! А потому что цеппелины, в отличие от городовых, не берут взяток. Пулеметы, стреляющие с неба, суровы, но справедливы. Их жестокость не в счет. Народ истосковался по справедливости, а кто справедливее машины?
Поезд остановился — железнодорожники, переводили стрелку, чтобы пустить его в объезд самого Царского Села на особую ветку, идущую прямо к Александровскому дворцу.
— Да и как народу не уважать машины? — продолжал разглагольствовать Николай Михайлович. — Придите на любой завод: машины там в почете, их тряпочкой протирают, а рабочие кому нужны? Отрезало ему руку — ну сам и виноват. А ведь машины с каждым днем все умнее и умнее. Скоро не люди ими — они людьми управлять будут! У нас тут, кстати — слышали ли, — театр открылся, в котором все актеры механические. Так что недалек тот день, хе-хе!
— Так народу, наверное, обидно должно быть, — возразил Олег Константинович, с улыбкой следивший за ходом рассуждений Николая Михайловича.
— Это нам с вами, ваше высочество, обидно будет, когда над нами консервную банку начальником поставят, — ответил великий князь, — а народу цеппелин с пулеметом лучше, чем городовой с ржавой шашкой. На заводе мастер, такой же, как ты, из подлого сословия, а тобой помыкает. Оштрафовать волен. Разве не лучше подчиниться высшему разуму, воплощенному в машине? От нее хоть луком да портянками не воняет. Ну а иные, которые совсем философски на вещи смотрят, прямо говорят: грядет царствие машин! И башня — символ этого царствия — каждую ночь уже горит неугасимой лампадой.
— Кто же это говорит? — спросил Олег Константинович.
— Да в любой газете об этом написано, надо только уметь прочесть, — воскликнул Николай Михайлович, — вот на спор, хотите — сейчас найду?
Он вытащил из кармана пиджака сложенный вчетверо сегодняшний «Петроградский листок», купленный на вокзале в ожидании поезда. И стал его просматривать.
— Что-то долго стоим, — сказал Олег Константинович.
— Конечно, — не отрываясь от газеты, пробормотал Николай Михайлович, — это царский поезд без остановок пропускают, а нам, которые пониже, надо ждать. Иначе путаница возникнет в свыше установленном порядке вещей… О, глядите!
Николай Михайлович с торжествующим видом протянул Олегу Константиновичу газету.
— Благоволите прочесть, в «Событиях петроградского дня», вторая заметка, — сказал он.
«Новый Раскольников с 15-й линии, — прочел князь название заметки. — Вчера в квартиру вдовы купца Игошкина на 15-й линии Васильевского острова пришел хорошо одетый молодой человек, сказавшийся покупателем на золотую табакерку, которую г-жа Игошкина продавала, дав о том объявление в газету, с целью улучшить свое материальное положение. Как рассказала полиции кухарка Ольховцева, находившаяся во время визита в кухне и все слышавшая, посетитель осмотрел товар, однако вместо того, чтобы платить, ударил вдову ножом и, схватив табакерку, а также еще ряд золотых предметов, бросился вон из квартиры. Опомнившись от страха, Ольховцева открыла выходившее во двор окно и стала звать дворника. Прибежавший на крик дворник и остановил молодого человека, который в тот момент как раз сбежал по лестнице. Что, вполне вероятно, спасло ему жизнь, так как в противном случае бегущего по улице убийцу наверняка застрелили бы из цеппелина.
В полицейском участке оказалось, что убийца — студент Горного института Петр Коновалов, сын помещика из Киевской губернии, которому отец каждый месяц высылает по 100 рублей на жизнь в столице. На вопрос судебного следователя, зачем же он, получая такое вполне достойное содержание, решился на убийство, Коновалов ответил следующее. Денег ему не хватает, так как все, что получает от родителя, он тратит на покупку различных технических приспособлений, с помощью которых надеется сделать механического человека, способного самостоятельно двигаться и действовать. „Время для такого изобретения настало, — заявил он следователю, — и, кто сделает его первым, тот и войдет в мировую историю“. Прибывшие на квартиру студента полицейские действительно обнаружили там множество разных механизмов, а также следы опытов над животными. Квартира большая, но находится в крайне запущенном состоянии — видно, что ее хозяин о собственном комфорте нисколько не заботится.
