Глава пятая,
в которой герой планирует будущее и наслаждается семейными ценностями
Отдых у молодежи был условный. Я отправил их на лесозаготовки. Дело в том, что мой новоприобретенный раб Пэррик пришел в рабочее состояние. Качественная кормежка и медицинская помощь отца Бернара сотворили маленькое чудо. Непоследнюю роль играло и то, что отец Бернар оказался не просто его соотечественником, а еще и священнослужителем. То есть мой будущий зодчий обрел вожделенную возможность получить отпущение грехов. На мой взгляд, грехов у него было куда меньше, чем, например, у меня, но после соответствующего ритуала душевное состояние моего трэля тоже заметно улучшилось. Надо полагать, он понял, что и в плену у кровожадных язычников тоже можно жить.
Как только он чуток оклемался, я поставил ему задачу: хочу двухэтажный отапливаемый дом. Деревянный, но на каменном фундаменте.
Пэррик первым делом уточнил: какой уровень защищенности должен быть. К примеру, делать ли вход с первого этажа или сразу со второго?
Я уточнил: возможность правильного штурма моего жилища мы отметаем. Но от лихих людей защита должна быть. Опять же надо учесть, что вокруг должен быть крепкий забор, а внутри — всякие полезные помещения, вроде конюшни, амбара и прочего. Свой старый дом я намеревался отдать под казарму. Местная братва любит традиции, вот пусть и живут традиционно: в чаду и полутьме.
Затем мы занялись выбором места для будущего строительства. То, самое красивое, на холме, которое выбрал я, Пэрриком было решительно забраковано.
Раз уж я в первую голову ставлю комфорт, а уж потом — безопасность, то строить надо там, где до него не доберутся злющие зимние ветра, от которых так натерпелся бедный трэль в прошлую зиму. Что ж, он — мастер. Ему и карты в руки.
Я сконтактировал зодчего с Хавчиком и повелел последнему обеспечить строительство всем необходимым: материалами, рабочими руками… И не скаредничать, потому что барин желает всё самое лучшее.
Практичный раб тут же решил сэкономить. Мол, древесину для строительства можно заготовить прямо сейчас. Вон у меня сколько квалифицированных лесорубов, пользы от которых никакой. Только жрут в три горла да день напролет железяками машут.
А что? Осмысленное предложение.
Вот так свободный день у моих недорослей плавно перетек в лесозаготовительные работы. Причем годная часть древесины предназначалась на стройку, а та, что поплоше, — на оборудование спортплощадки.
Надо будет попозже еще и тренировку с камнями устроить. Дому фундамент нужен.
— Что это ты задумал? — поинтересовалась Гудрун, узнав о готовящемся строительстве.
Что ж, она имеет право знать. Будущая жена, как-никак.
Я усадил ее рядышком, поцеловал в ушко, начертал на земле план будущего дома и попытался объяснить, как он будет выглядеть.
Не поняла.
Тогда я сложил конструкцию из щепочек.
Опять не поняла. Пространственного мышления у нее не было (откуда?), и двухэтажных строений она в жизни не видела, поскольку нигде, кроме Сёлунда, не бывала.
Так что я объяснять перестал и увел свою невестушку в заветный домик на берегу и поступил с ней «традиционно». Нет, всё-таки превосходные обычаи у викингов. В других культурах пришлось бы до самой свадьбы отказаться от возможности приласкать любимую.
Кстати, о свадьбе. Пока мои бойцы рубили лес (в этом деле они разбираются куда лучше меня), мы скатались к матушке Рунгерд.
Пока мама с дочкой обсуждали дела грядущего осенью бракосочетания, я тетешкался с сыном. С моим сыном.
Так вышло, что первой моей любимой на славном острове Сёлунд стала не моя невеста Гудрун, а ее замечательная во всех отношениях матушка: красавица-колдунья с королевскими манерами и огненным темпераментом. От этой самой огненной страсти и появился на свет маленький Хельгу. То есть для всех, кроме нас с Рунгерд, его папой числился некий неопределенный бог (для мистичных скандинавов — нормальная ситуация), но вскорости, а точнее, сразу после нашей свадьбы, я намеревался усыновить малыша по всем местным законам, что юридически производило Хельгу в мои прямые наследники.
Впрочем, жить он всё равно останется с матерью. И это правильно. На фига младенцу страшный волосатый папа? Хотя насчет «страшный» это я загнул. Ни фига этот карапузик не боялся. Ни меня, ни собак, ни вырезанных из дерева страшных дядек — домашних богов.
Сын — это здорово! Вырастет — будет со мной в вики ходить. И Вихорёк, который к тому времени станет могучим воином, будет его опекать. На правах старшего названого брата. Ну да к этому времени мы с Гудрун ему еще братьев заделаем. И сестричек парочку.
* * *
— Не знаю, зачем я так поступила, мама, — с искренним огорчением проговорила Гудрун. — Ульф спрашивал меня… Я не знала, что ответить. Брат сказал: Гримар едва не убил его… А Ульф не стал его убивать. Тоже не понимаю — почему.
Нож в ее руках мелькал, как стрекозиное крылышко. Отделенные от костей рыбные ломти аккуратными горками выстраивались на разделочной доске. Горок было много. Накормить несколько десятков человек — непростое дело. Хотя для Гудрун — дело привычное. Ей нравилось готовить. Такой у нее дар. И еда получалась не хуже, чем пиво.
— Это дела мужчин, — сказала Рунгерд.
— Может, и так. — Гудрун подхватила следующую рыбину, живую, зевающую жабрами. Взмах ножа — и отсеченная голова плюхнулась в деревянную кадушку с объедками. Еще один взмах — туда же отправились потроха. — Но я бы убила любого, кто попробовал бы отнять у меня Ульфа. — Еще один промельк ножа — и две пяди рыбьей плоти разошлись, обнажив позвоночник.
Всякий, кто взглянул бы сейчас на то, как Гудрун управляется с ножом, ни на миг не усомнился бы в том, что ее угроза — не пустые слова. И правильно.
— Это в тебе говорит кровь твоего отца Сваре Медведя, моя маленькая Гудрун. Порченая кровь.
— Это что же: я могу стать оборотнем? — Нож остановился. — Ты никогда мне об этом не говорила, мама!
— Нет, оборотнем ты не станешь, — успокоила ее Гудрун. — Ярость Одина не для женщин. Но кровь отца может столкнуть тебя с правильной дороги. Заставить сделать то, что делать не надо. Сделать что-то, чтобы кровь пролилась.
— Убить кого-то?
— Или понуждать мужчин убивать друг друга.
Рунгерд бросила взгляд на воду в котле: вот-вот закипит…
— Я не хотела смерти Гримара! — воскликнула Гудрун. — Он же наш родич!
— Он — дурень! — заявила Рунгерд сердито. — Я бы сказала ему об этом, да он не станет меня слушать, потому что я — женщина. Такие, как он, думают, что мир принадлежит им. И таким частенько достается желаемое. Если богам это угодно. Однако они тут же теряют полученное. Часто — по собственной глупости. Гримар Короткая Шея из-за собственной глупости едва не расстался с жизнью.
