Тогда отец Бернар вздохнул и пошел за более эффективным «наркозом» — обмотанной тряпкой колотушкой.
Рука у монаха была поставлена. Бац! И бедняга Ренди отрубился.
Больше я был не нужен, поэтому подошел в своей сумке, вынул оттуда кусок меда в сотах и слопал, запивая красным вином из фляги и наблюдая за ходом сражения… Вернее, за ходом разгрома.
Впрочем, в результате я даже не сомневался. Что может сделать против Ивара Бескостного какой-то английский олдермен, пусть даже людей у него втрое больше?
Глава двадцать шестая
Йорк неприступный
Столица королевства Нортумбрия город Йорк, он же — Эофорвик, стоял на слиянии рек Фос и Уз. По последней мы сюда и поднялись, попутно разорив еще пару городов, с десяток крупных селений и примерно столько же церквей. Это было не так уж сложно. А вот Йорк оказался целью совсем другого формата.
У него имелись очень качественные каменные стены с настоящими башнями. И отличные ворота, проломить которые было бы затруднительно не только самопальными таранами, вытесанными на скорую руку, но и куда более профессиональными орудиями.
После нашей веселухи во Франции и прочей Европе у многих возникло мнение, что викинги умеют брать города. Это соответствовало истине очень условно. И условие заключалось в том, что викинги умели брать только те города, которые защищали совсем другие стены. Например, преодолеть частокол высотой метра три — три с половиной — никаких проблем. А вот каменную стену пятиметровой высоты — уже сложнее. А если она, мало того что выше, так еще и прикрыта башнями, тогда — сливай воду. Ну да, мы взяли Париж. И еще несколько серьезно укрепленных городов. Но лишь потому, что нам их отдали. Даже сам Рагнар не рискнул бросать войско на стены французской столицы. А фиаско, которое мы потерпели у города Тура, связано было не с тем, что Тур был под личной охраной Богородицы (как полагали его жители), а с высотой и крепостью его стен, разбить которые без специальных средств было невозможно. Я уже знал, что в этом мире такие средства: осадные орудия, башни и прочее — имелись. Я слышал об этом от тех, кто побывал в Византии. Еще здесь делали подкопы. И могли навалить здоровенный земляной вал, с которого можно вести перестрелку с защитниками на равных, а то и вовсе перебраться на стену без всяких лестниц. Но самым простым вариантом была осада.
Окружаешь город частоколом или насыпью, сидишь и ждешь, пока там, внутри, не начнут жрать друг друга.
Так что чисто теоретически взять Йорк было можно. Даже и без стенобитных машин.
Но не с нашими силами.
Как я понял, город этот возник не на пустом месте. Лет триста-четыреста назад здесь была одна из баз Великой Римской империи. Вот откуда и каменные стены, и башни, и даже остатки рва вокруг. Именно остатки, потому что сейчас это был уже не ров, а скорее, наоборот: вал, состоящий из всякого мусора, который не убирали, вероятно, с того же, древнеримского, времени.
Еще был мост через реку Уз, который тоже прикрывали камни древней империи. Эти укрепления можно было взять, но — зачем? Армия Ивара контролировала оба берега реки: и северный, на котором стоял город-крепость, и южный, на котором — только предместья. Такие же, как и те, что наросли вокруг городских стен.
И те и другие наши люди давно выпотрошили и, местами, даже сожгли. Сожгли бы всё, но руководство армии быстро сообразило, что постройки — неплохое прикрытие от лучников на стенах.
Хотя с прикрытием или без, но взобраться на эти стены было невозможно.
Такая попытка была сделана: с помощью нескольких десятков наскоро изготовленных лестниц… И обошлась викингам примерно в сотню бойцов: подстреленных, сбитых камнями, обваренных кипятком… Когда ты лезешь вверх, причем пользуясь только одной рукой, потому что во второй у тебя — щит, твое умение владеть оружием не имеет ровно никакого значения. Никогда не державший в руках даже копья подмастерье-кожевенник поднимет камень весом в двадцать кило и просто уронит его на тебя с четырехметровой высоты. Ни один щит такого не выдержит.
А можно взять камень побольше, и тогда уже не выдержит лестница. И все, кто на ней, окажутся в виде замечательной кучи-малы под стеной с травмами разной степени тяжести. И тут уж достаточно камня в полпуда, чтобы твой хребет сказал: «Хрусь!» Нет, Йорка нам не взять.
Все это понимали: и Рагнарсоны, и сидящие в осаде. Каким бы аппетитным ни выглядел издали Йоркский собор, но за такими стенами, пусть даже и обветшавшими за несколько веков, королю Нортумбрии и ее архиепископу было не о чем беспокоиться. Кроме, разве что, своих подданных.
— Они заплатят нам выкуп! — заявил Ивар. — Или мы вырежем всех их трэлей.
А поскольку слово Рагнарсонов с делом не расходится, то викинги разбились на отряды и принялись прочесывать богатую нортумбрийскую равнину, сгоняя скот, вытаптывая посевы, срубая плодовые деревья, а главное, убивая крестьян.
А поскольку равнина и есть равнина, то со стен было отлично видно, чем занимались «северные дьяволы».
Однако ворота оставались закрытыми.
Я пытался убедить Ивара прекратить геноцид. Не с позиций гуманизма (вот бы он удивился!), а исходя из того, что на тему надо смотреть шире: в таком хорошем месте было бы неплохо устроиться на постоянку. Но если перебить трэлей, кто тогда будет работать, когда мы вернемся?
— Конечно, мы сюда вернемся! — заверил меня Бескостный. — Так хочет мой отец, а когда Рагнар Лотброк хочет — он получает. Но зря ты беспокоишься о трэлях. Трэлей здесь много. А не хватит — пригоним других, из соседних земель. Позже. Но если не будет трэлей сейчас, то здешнему конунгу нечем будет кормиться. И не на что будет вооружать своих людей. Это ведь тебя, Ульф-хёвдинг, кормит меч, а конунга англов — его рабы. Если он не дурак, то купит у меня их жизни за свое серебро.
Спорить с Иваром было бессмысленно. И я поступил иначе.
— Я хочу уйти, конунг, — сказал я тогда. — Ты не станешь меня удерживать, Ивар, сын Рагнара?
Бескостный одарил меня долгим взглядом. Я не опустил глаз, хотя это было нелегко. Я видел Ящера в его зрачках, и мне казалось: Ящер этот сейчас прикидывает: съесть меня прямо сейчас или пока погодить? Вдруг я смогу принести еще какую-то пользу?
— Ты очень храбрый человек, Ульф Вогенсон, — задумчиво произнес Ивар. — Или это вера в собственную удачу придает тебе храбрости?
Вот, блин! Когда такой человек, как Ивар, говорит подобное, это очень-очень неприятно. Потому что вполне может означать, что именно сейчас он размышляет: не выдать ли наглецу по полной программе.
Я не стал оправдываться. Дать слабину — еще хуже, чем проявить дерзость.
— Если бы на твоем месте был кто-то поглупее, я бы спросил, понимает ли он, что делает, — всё тем же задумчивым голосом проговорил Бескостный. — Но ты умен, Ульф-хёвдинг, и я не стану попусту тратить слова. Раз ты решил вновь испытать свою удачу, твое право. Мне тоже любопытно узнать, насколько благоволят к тебе боги. Нет, Ульф-хёвдинг, я не стану тебя удерживать. Поступай как хочешь, — разрешил Рагнарсон. — Пожалуй, будь я не конунгом, а простым хускарлом, я бы испытывал свою удачу так, как это делаешь ты сейчас, однако моя удача — это удача конунгов, и должна хранить не только меня, но и тех, кто следует за моим знаменем. Если мы вновь встретимся, Ульф Вогенсон, постарайся не забыть мои слова: такому, как ты, лучше служить такому, как я.
