Это минус. Но был и плюс. Мы освободили селундский полон: значительную часть уведенных с сёлундской земли пленных.
Здесь же, в усадьбе ярла-разбойника, мы и решили заночевать. То есть — задневать. На марш-бросок в сторону одаля Мьёра сил уже не оставалось. Всё же мы отправились в бой прямиком со свадьбы, а свадьба по-скандинавски — это о-очень тяжелая работенка.
Я предоставил любителям этого дела поработать с пленными и трофеями, а сам забрался в одну из кладовок «длинного» дома, накидал на пол шкур из соседнего помещения, предварительно проверив оные на отсутствие-присутствие насекомых, и, как есть, в доспехах, только сапоги снявши, отбыл в мир снов.
Проснулся от грохота.
Не сразу понял, что я и где я. Сообразил. Выбрался из своей норы. Попил свежего козьего молочка в практически пустом (пяток рабынь — не в счет) главном зале, прислушиваясь к шуму во дворе и понемногу осознавая, что снаружи идет бой.
Когда мое сознание окончательно прояснилось, я пулей вылетел на свежий воздух… И едва не схлопотал стрелу. То есть — схлопотал, но доспех выдержал. И я — тоже. Только пошатнулся.
Итак, я оказался прав. Мы нарвались. Хотя пока всё обстояло не так уж плохо, ведь бой шел не во дворе, а снаружи. И адский грохот раздавался по ту сторону ворот. Надо думать, по ним лупили топорами.
Мои парни заняли правильную оборону. Над оградой густо летели стрелы, так что бойцы особо не высовывались. Но и не расслаблялись. Прямо у меня на глазах четверо дюжих ребят подняли котел с кипятком, вздели его на уровень стены и выплеснули на тех, кто ломал ворота.
Отчаянный вопль — и разбудивший меня грохот стих.
Однако стрелы продолжали лететь, и я счел за лучшее метнуться через двор и оказаться в мертвой зоне под стеной.
Тут меня и перехватил Медвежонок.
— Ты где был? — воскликнул он. — Мы тебя обыскались!
— Спал, — честно признался я. — Давно нас штурмуют?
— Только подошли. Сотни три, похоже. Торкельярл, Мьёр-ярл, Одд-хёвдинг и еще парочка сконских вождей. Эти себя не назвали.
— Как они узнали, что мы здесь?
Медвежонок пожал плечами. Узнали. Что уж теперь…
— Мы держимся, — сказал он. — Я посадил стрелков на крышу, остальных расставил по стене.
Я хмыкнул. Стена, называется… Забор из бревен, укрепленных камнями, высотой метра три от силы.
Хотя всяко лучше, чем чисто поле.
— Торкель знает, что у нас — его сын?
— Знает. Предложил выкуп в три марки. Больше, говорит, не стоит. И еще десять марок, чтоб мы убрались домой.
— Наглец, — констатировал я. — Да они у одного Плешивого взяли больше. Но выходить нельзя. Наверняка ловушка.
— Так и есть, — согласился Свартхёвди. — Выйдем — и нас сразу перебьют. Прорваться не получится. У них почти все — воины, а у нас большая часть — расхрабрившиеся бонды. То есть, если ты хочешь ими пожертвовать, тогда можно попытаться.
Стенульф сказал: здесь есть тропа, по которой можно уйти на запад. А потом вывернуть к одалю его воспитанников, сесть на корабли и уйти. На Сёлунд они за нами идти не рискнут.
— Как это — жертвовать? — возмутился я. — Это ж наши!
— Ну… — неуверенно протянул Свартхёвди. — А так нас всех убьют.
Я ухватил его за бороду, подтянул поближе, чтоб шум не мешал, проговорил ласково в большое ухо:
— Медвежонок, с чего ты взял, что нас убьют? Их больше? И что с того? Или ты забыл, как мы втроем с Каменным Волком этого Торкеля-ярла попользовали?
Свартхёвди дернул головой, высвобождая бороду.
— Думаешь, не одолеют?
— А как? Отбивать их мы сможем еще долго. Два колодца полнехоньки. Амбары и кладовые набиты под завязку. До весны хватит. И нам, и скотине. Но до весны нам не надо. Нам надо дождаться подмоги. Рагнара. А пока пускай лезут и рискуют здоровьем. Пускай тратят стрелы, пускай толкутся перед воротами. А мы их будем бить. И желательно не насмерть.
— Это почему? — удивился Медвежонок.
— Да потому, что мертвые — они сразу в Валхаллу или еще куда-нибудь. А о раненых заботиться надо. Опять же они будут напоминать живым о том, что их может ждать не только славная смерть, а жизнь долгая, но неинтересная, потому что без ноги или руки жить совсем не так весело, как целиком.
Очень проникновенно я сказал, с чувством, ведь данная перспектива была весьма актуальна лично для меня всего лишь пару месяцев назад.
— А теперь пропусти меня вперед, — велел я. — Хочу поговорить с Торкелем-ярлом.
Медвежонок поднял щит, приготовившись прикрыть меня, если что, а я высунул голову между заостренных колов и заорал во всю глотку:
— Эй, Торкель! Я, Ульф-хёвдинг из Сёлунда, буду с тобой говорить!
Дошло. Стрелять перестали. Над верхним краем сбитого из жердей щита возникла башка в гребенчатом шлеме.
— Говори! — заорал ярл. — Понял, что худо ваше дело, да? Хочешь уйти?
— Уйти? Да ты шутишь! — завопил я, приподнимаясь повыше в полной уверенности, что успею нырнуть обратно, если вороги решат меня упразднить. — Зачем мне уходить? Мне здесь очень хорошо! Ты очень гостеприимен, Торкель-ярл! Так щедро с твоей стороны предложить гостям всё самое лучшее! Отличная молодая свинина! Отборное зерно! А какое пиво варят твои женщины! Да и сами они хороши! Особенно твоя жена и дочь, ярл! Следующей весной у тебя в семье будет приплод! Не знаю, правда, от кого из нас, но ты всё равно должен быть благодарен! Твое-то семя никудышным оказалось! Хотя нам и оно пригодится. Когда нам наскучат твои бабы и девки, мы используем твоего сынка как женщину. Единственное, на что он годится…
— Я убью тебя, как собаку! Как свинью! Я сам тебя — как женщину! Я… — Торкель-ярл задохнулся от ярости, и я тут же воспользовался паузой:
— Ты? Меня? Да ты вошь у себя в бороде и то убить не сможешь! Да ты, Торкель, в штаны напрудишь, едва увидишь настоящего воина! Колени твои станут как студень, а зубы будут стучать так громко, что все подумают: где-то поблизости кузница!
— Ты трус! — завопил ярл. — Выйди — и я тебя прикончу!
— Разве что — стрелой из кустов! — крикнул я в ответ. — Или нестерпимой вонью, когда в штаны наложишь!
— Я убью тебя вот этим железом! — Ярл потряс секирой. — Выходи, собачий сын! Один мне свидетель: я разрублю тебя начетверо, вырву твой поганый язык и скормлю его твоим родичам-свиньям!
— Уговорил! — крикнул я. — Уже иду! Вели своим людишкам отойти назад. Боги слышали: ты вызвал меня на поединок! Может, ты не так уж труслив и женоподобен, как мне показалось? Тогда выходит, что сын твой — из другого мяса. Признайся, ярл, кто обрюхатил твою жену, родившую тебе такое ничтожество?
И захохотал исключительно мерзко.
