В Храм Божий ни разу после своего возвращения не зашел. Даже свечку не поставил за свое счастливое избавление от смерти.
Нет, хреновый из меня шпион! Очень хреновый…
Глава двадцать третья,
в которой герой вновь удостаивается личного допроса короля Франции
Но всё это я узнал несколько позже. Когда меня приволокли на допрос. К королю.
Обстановка кардинально отличалась от первого раза. Дружеской беседой и не пахло. Пахло изощренными пытками.
Между мной и королем, за маленьким столиком, сидел монах, которому предстояло записывать мои ответы. По обе стороны короля — стражники. Обычные, не беллаторе. И еще трое мужиков, профессия которых угадывалась с первого взгляда, занимались привычной работой — готовили инструменты.
Вихорька не было. Не исключено, что его допрашивали отдельно.
— Где мой беллаторе?
Вот вопрос, который задал мне Карл.
Достойный человек. Я бы первым делом поинтересовался, кто я, и какого хрена здесь делаю.
— Погиб, — лаконично ответил я.
Теперь уже сам, потому что скрывать чудовищный акцент больше не было смысла.
— Как?
— Убит. Стрелой.
Я не стал уточнять, что на де Мота велась персональная охота. Пока мы висели, я успел выработать тактику обороны.
— Он умер легко, — уточнил я. — Другим повезло меньше.
— Ты говоришь правду?
Я пожал плечами:
— Зачем мне лгать?
Обстановка располагала к откровенности. Пыточный подвал со всеми нужными аксессуарами. Застарелый запах копоти, горелого мяса и крови. Чадящие факелы, угли в печи… На углях… Ну, сами понимаете.
Я изображал страх. Вернее, тщательно скрываемый страх. Не слишком сложная роль — в моем положении.
— Кто ты сам?
— Ирландец, — это слово я произнес по-английски.
Вряд ли кто-то в окружении короля говорил по-ирландски.
— Ты — викинг?
— Был с ними, — уклончиво ответил я. — Мой родич, Рыжий Лис, позвал меня… Он был нашим вождем… Я не знал тогда, каково это — быть викингом. Я ведь христианин…
Тут я как мог изобразил раскаяние и еще больший страх.
— Ты — христианин? — усомнился король.
И выдал мне историю моего разоблачения.
— Если ты — истинной веры, то почему ты не ходил в церковь?
— Я не мог, — проговорил я, потупившись. — Грехи мои велики, а если бы я покаялся, то выдал бы себя. — Тут я поднял глаза и воскликнул с поддельной искренностью:
— Ваше Величество! Я искал, непрестанно искал способ покинуть стан язычников, но жизнь, она дорога мне! Я — чужой здесь! Уйди я от норманов — и куда я пойду? Меня точно убили бы!
— И ты предпочитал убивать сам? — гневно произнес Карл.
— Только в бою, Ваше Величество! Клянусь Богом, только в бою! Мой меч не осквернился кровью ни одного служителя Господа! Некоторых мне даже удавалось спасти!
Легко и приятно говорить правду.
— Помолись! — потребовал король.
Ну, это запросто.
— Pater noster qui in celis es,
sanctificetur nomen tuum,
veniat regnum tuum,
fiat voluntas tua,
sicut in celo et in terra,
panem nostrum supersubstantialem da nobis hodie,
et dimitte nobis debita nostra,
sicut et nos dimittimus debitoribus nostris,
et ne nos inducas in temptationem,
sed libera nos a malo
[14]
, — старательно забубнил я.
Специально вызубрил — авось пригодится. Пригодилось.
— Простите, Ваше Величество, но других молитв не ведаю — я воин, а не монах.
Поверил или нет? Похоже, поверил. Видно, актер из меня лучший, чем шпион.
— Как ты сумел принять личину моего беллаторе? — спросил Карл уже более спокойно.
— О! — Я оживился. — Когда я увидел его тело… Язычники раздели его донага и бросили… Я понял, как мы с ним похожи. Тогда я украл его доспехи…
— Как ты узнал, что это его доспехи? — с подозрением поинтересовался Карл.
— Я… — Черт возьми! Как же я это узнал?.. Есть!
— Мне пришлось снять их с него, — я вновь потупился. Правильный ход. Заодно объяснит мое замешательство. — Так мне было приказано. Только вот меча не нашел…
— Откуда ты узнал, кем он был? — Отличный вопрос. Ему бы следователем быть, а не королем.
— Мне сказал об этом Туссен… Мальчик, которого я назвал своим оруженосцем. Он был послушником в монастыре. И как-то видел Жофруа де Мота.
— Послушник разбирается в геральдике? — удивился король.
— Он хорошего рода. Но сирота. Его мать умерла, отца убили аквитанцы, а сосед — барон отнял его земли и отдал в монастырь. Так он мне рассказывал. Пощадите его, Ваше Величество! Не для того я спас его от язычников, чтобы он погиб от рук своих единоверцев!
— Кто убил беллаторе Армана? — грозно спросил король. — Ты?
— Нет, Ваше Величество.
Признаюсь — и точно кабздец.
— Поклянись!
— Клянусь спасением моей души, что никогда не желал смерти этому благородному шевалье! Он был мне ближе всех, кого я встретил в Париже! — горячо произнес я и перекрестился.
Опять не соврал, что характерно. Не люблю врать. Тем более в подобных обстоятельствах. Да и спасение души мне не совсем по барабану.
Тяжелый взгляд короля давил меня не меньше минуты.
Я помалкивал и смотрел поверх короны, ведь короли не любят, когда с ними играют в гляделки. Тем более, что такой опытный политик, как Карл Лысый наверняка знает: «честный и открытый взгляд», демонстрируемый более нескольких секунд — один из признаков лжеца.
— Что ж, — произнес через некоторое время король. — Надеюсь, после испытания огнем твои ответы не изменятся.
— Я предпочел бы испытание мечом, Ваше Величество! — дерзко ответил я.
Тут дверца в наш милый закуток отворилась, внутрь проскользнул монах — почти точная копия нашего писца — и передал одному из королевских охранников кусок засаленного пергамента. Тот, в свою очередь, переправил передачку королю.
О как! А наш монарх оказывается обучен грамоте!
Карл читал, шевеля губами и хмурясь.
В очаге потрескивали угли. Палачи негромко переговаривались. На профессиональные темы…