Король завершил чтение и метнул свернувшийся на лету пергамент на стол писца. Попал. С глазомером у Лысого все в порядке.
— Мальчишка сказал то же, что и ты, — сообщил мне король.
Я пожал плечами: мол, что тут удивительного?
И верно: я же сам его проинструктировал на всякий случай. Хотя и сомневался, что в средневековой Франции существует практика параллельного допроса.
— Но этого недостаточно. Я всё еще думаю, что ты — лазутчик норманов. Что скажешь?
— Взгляните на меня, Ваше Величество! Разве я похож на нормана?
— Откуда мне знать, как могут выглядеть язычники! — буркнул король, поднимаясь. Похоже, он всё уже решил… И у меня есть лишь пара секунд, чтобы его переубедить. И следует постараться, потому что палачи уже зашевелились…
— Ваше Величество, будь я норманом, что мне помешало бы убить вас? — воскликнул я.
Король остановился, сделал знак палачам: повремените.
— Я стоял позади вас, Ваше Величество! У меня был меч и я умею им пользоваться. Что бы помешало мне снести вам голову?
— То, что убив меня, ты умер бы сам! — парировал король.
Я расхохотался.
— Тебе весело? — нахмурился Карл.
— Ваше Величество, простите меня за дерзость, ничего не знает о язычниках!
— Поясни!
— Смерть с оружием в руках — наилучшая смерть для нормана. Он уверен, что душа его тут же отправится в чертоги Валхаллы, их, языческий рай.
— Я что-то слыхал об этом… Продолжай!
— Норман, собственноручно убивший такого великого короля, как вы, Ваше Величество, прославится навеки и все его потомки будут говорить о нем с гордостью и место их будет рядом с лучшими из конунгов. А сам убийца будет взирать на них сверху и гордиться своим подвигом! Имя такого человека для норманов станет вровень с Рагнаром-конунгом! Но и Рагнар не забудет ни его, ни его родичей, потому что после вашей смерти на земле франков воцарится смута и Рагнар сумеет вырвать из туши убитого льва такой жирный шмат, на который не мог и надеяться.
— Твой французский отвратителен, как речь раба, — произнес Карл. — Но смысл его поэтичен.
— Никто не может сравниться с ирландскими бардами в искусстве поэзии… — скромная улыбка и потупленные очи. — Я не бард, но я — ирландец.
Карл подумал еще немного… и вернулся на свой королевский насест.
— Значит ты хорошо знаешь викингов, — проговорил он задумчиво.
— Осмелюсь предположить — лучше любого из ваших советников, Ваше Величество.
— Знаешь, почему я решил сначала поговорить с тобой, а уж потом отдать палачам? — поинтересовался Карл.
Я пожал плечами.
— Я помню твои советы, — сказал король. — Ты был против того, чтобы я атаковал норманов. Ты был против того, чтобы разделить армию…
Вот этого я не говорил, но раз уж король так считает… Король всегда прав.
— Ты предложил мне откупиться от язычников.
— Да. Я и сейчас думаю, что это — наилучший выход.
— Церковь учит нас, что не следует вступать в переговоры с идолопоклонниками.
— Может и так, — согласился я. — Но они — люди чести. Дайте им денег, Ваше Величество, и они уйдут.
— Ты уверен?
— Да.
Черта с два я уверен! Но в моем положении почему бы и не приврать?
— Что ж, — сказал король Франции. — Возможно я и последую твоему совету. — И писцу, который, надо полагать, оставался за главного: — Верните их в узилище.
И ушел. То есть — удалился. Однако на прощенье удостоил ничтожного меня последнего взгляда.
И во взгляде этом я прочитал свое будущее. Оно меня не обрадовало. А чего я, собственно, ожидал? Здесь существуют замечательный способ проверки правдивости показаний. И то, что его не применили ко мне немедленно, еще ни о чем не говорит. Трое специалистов в кожаных фартуках всегда к услугам короля.
Глава двадцать четвертая
Тюрьма Его Величества
— Мой господин! — Вихорек так искренне обрадовался, что почувствовал укол совести. — Вы целы?
— Как видишь.
— И я, и я! Сказал всё, как вы велели, и меня даже ни разу не ударили. А нас накормят?
— Надеюсь.
— Господин, а что с нами будет?
— Не знаю, малыш. Но мы справимся! — заявил я с уверенностью, которой не испытывал.
Хотя говоря откровенно: мне, вернее, нам, здорово повезло. Ведь на этой гнилой соломе мог сейчас лежать не здорово проголодавшийся, но все еще полный сил мужчина, а сочащаяся кровью тушка с вывернутыми суставами и ожогами третьей степени. А нам даже огарок свечки оставили. И ведерко с водой. Для питья. И еще одно ведерко — для естественных надобностей. Хотя судя по внешнему виду посудин, их вполне можно было поменять местами. Впрочем, даже затхлая вода с привкусом ила и плесени лучше, чем никакой.
— А что мы будем делать, мой господин?
— Ждать, малыш, ждать!
Пока нас повесят. Или голову отрубят. Надеюсь, что только голову. Казни в средневековье — весьма неприятны.
Кое-чего мы дождались очень скоро. Принесли пожрать. Давненько я не пробовал тюремной баланды. Честно говоря, никогда не пробовал. И слава Богу.
Обследование камеры показало полную бесперспективность подкопа. Разве что — отбойным молотком. Исследование дверей тоже не утешило. Крохотный узкий проем в каменном массиве полуметровой толщины. Доски подогнаны идеально. И ни следа гнили, хотя на камнях этой склизкой дряни полно.
— Ты хочешь бежать? — воодушевился Вихорек.
— Желание и возможности не всегда совпадают, — пробормотал я, изучая тяжелые железные кольца, вмурованные в стену. Дабы окончательно развеять тайну их назначения, с одного из колец свисал обрывок цепи. И — приятный сюрприз! — одно из звеньев удалось отцепить. Кусок металла весом граммов триста. Говорят: булыжник — оружие пролетариата. Но железяка гораздо эффективнее. В умелых руках, разумеется.
Понемногу начал складываться план. В прошлый раз наши тюремщики приходили вдвоем. Один выдал нам баланду, второй караулил в дверях с факелом. Оружия при них, если не считать ножей и дубинок, не было. Да и зачем? Сами — явно из простонародья, которое здесь считают не по головам, а десятками. Если что не так, успеют подать сигнал тревоги. И — «Караул в ружье!»
Значит моя главная задача — «выключить» караульщика. Железяка в лоб — отличный наркоз.
План обломился. Они пришли не вдвоем. Даже не втроем — вчетвером.
Два стражника (на сей раз — с копьями и факелами), один, типа, офицер — с мечом. И кузнец. Последний припер пуда три железа: цепи и инструменты.
