– Постой, Фархад. Успокойся. – Абдула-Нури по-отечески
положил ему руку на плечо и легонько сжал. Его голос из вкрадчивого стал
жестким. Он уже не уговаривал, а приказывал. – Сядь на место. Ты до сих пор
юнец. Ты забыл об уважении к старшим. Тебе ближе этот Белый, чем все твои
родные и близкие. – Он тяжело ронял слова, будто ледяные капли на раскаленный
камень. – Завтра же поедешь в Москву, к этому Белому. И если не сможешь
завершить это дело, то – мы поедем! Я два раза не повторяю. Не повторяю! –
повторил он тем не менее дважды…
* * * * *
– Молодой человек, Москва, – стюардесса тоже повторяла эту
фразу уже не в первый раз. Заснул он, что ли, этот восточный красавец?
– Спасибо, – очнулся наконец Фархад.
Достав из сумки сотовый телефон, Фара набрал номер. Саша
ответил сразу:
– Але, Фарик! Здорово, брат!
– Я в Москве.
– Привет от нас передай – Космос с Филом строили Саше
приветливые рожи.
Саша глазами показал им: не мешайте, пацаны, не до вас.
Справа по ходу промелькнули огромные буквы «МОСКВА» –
бригадирский кортеж въезжал в мятежную столицу.
– Не по телефону, брат, – нахмурился Саша. – Встретимся,
перетрем. Тебя Пчела встречает. – Закончив разговор, он повернулся к водителю:
– Сейчас, Володь, заезжаем в офис, берем Фару и в роддом, все равно по пути.
Оля рожала в Институте матери и ребенка, это было на
Юго-Западе, чуть ли не единственное место в Москве, где роженицу можно было
поместить в отдельную палату. Правда, и за отдельную плату.
Но, увы, никакими деньгами нельзя облегчить страдания всех
женщин всех времен и всех народов.
Схватки терзали Олю уже несколько часов. Процесс не столько
шел, сколько затягивался. Больно было нестерпимо. Когда накатывало, Оля вообще
ничего не соображала. Существовала только боль, она занимала все пространство,
не оставляя места ни мыслям, ни чувствам, ни желаниям. Кроме одного: скорее бы
все это кончилось.
– Тужься, тужься. Старайся, – уговаривала Олю пожилая
акушерка.
– Больно, – жалобно простонала Оля, когда боль на минуту
отступила.
– Э-э, милая, – ласково улыбнулась акушерка, – а ты как
думала? Просто так, что ли, над детками потом так трясутся? Ты старайся, дыши
глубже.
– Дыши, Оленька, дыши. – Катя, Сашина тетка, погладила Олю
по руке.
Вновь накатила боль. Боже, когда-нибудь это кончится?
Глава 27
Едва проскочили Речной вокзал, как тормознули гаишники.
Вечно они не вовремя.
– Ну что, командир, лавэ готовь, – раздраженно пробормотал
Белый. – Счас будет…
– Ребятки, всем спокойно, без кипежа, – передал по рации
Фил. – Никто из машин не выходит. Если что, сам разберусь.
Однако гаишник в оранжевом жилете к ним даже не подошел.
Похоже, у него была другая задача. Он только заставил их машины прижаться к
обочине.
Мимо них тяжело и неторопливо проследовала в сторону центра
колонна бэтээров с расчехленным вооружением.
– Вот и они, родненькие, ничего себе! – ошарашенно произнес
Саша.
Он, конечно, уважал военную технику. Но в мирное-то время,
да в столице нашей Родины…
– А чего ты хотел, свободная страна. Так и живем, братишка,
– философски вздохнул Космос.
Дальше, по Ленинградке и Садовому ехали почти без задержек,
если не считать обычных остановок у светофоров…
Телевизор в кабинете транслировал все одно и то же. Правда,
по Белому дому уже не стреляли, но из окон верхних этажей валил черный дым.
– Слышь, выключи телек, ну его на фиг. – Саше сейчас только
общегосударственных проблем не хватало. – Слышь, где Фарик?
– Да приедет, куда денется, – пожал плечами Фил.
Саша только сейчас обратил внимание, что на фарфоровой
кружке, сиротливо стоявшей возле малахитового чернильного прибора, была надпись
«ПАПА». «Подхалимаж, что ли? – про себя усмехнулся он. – Вот чудаки! Вроде они
все братья!»
И все-таки поинтересовался, когда Фил потянулся за кружкой:
– Фил, папа кто у нас? – подначил он.
И тут только до него дошло. Никаким подхалимажем и не пахло.
А папа он, Белов Александр Николаевич, в чисто человеческом виде. Правда,
малость поторопились.
– Кружка твоя. – Фил поставил было кружку на место.
– Да ладно, пей, шучу я, – рассмеялся Саша. Неужто на самом
деле – папа?
Космос, больше всех уставший от бесконечного ожидания,
выудил из ящика стола стрелки для дартса с разноцветным оперением.
– Ну что, Фил, тебе какие?
– Желтые, – не задумываясь, выбрал Фил.
– А мне розовенькие, что ли? – заржал Космос.
– Это что такое? – заинтересовался Саша.
– А это новая игра, – серьезно, «для непонятливых», пояснил
Космос. – «Смертельная стрела» называется. – И тут же вместо мишени запустил
стрелкой в Фила.
Ошарашенный подобным произволом, Фил выхватил из его рук
несколько стрелок и принялся планомерно расстреливать обидчика. С пол-оборота в
дурацкую игру включился и Саша. И даже немного заигрался, зачем-то выхватив
пистолет и размахивая им в воздухе.
– Спокойно, спокойно, – закричал он.
– Осторожнее с оружием! – напомнил ему глава службы
безопасности, нажимая кнопку на запиликавшей рации. Охранник снизу просил его
спуститься. Что-то там, видимо, стряслось.
– Сейчас иду, – бросил он, отмахиваясь от летевших в него с
двух сторон стрел. Уже в дверях в спину ему вонзилось целых три – две розовых и
одна желтая.
– Фил, не снимай, так лучше! – хором орали ему
разрезвившиеся друзья.
Фил быстро сбежал вниз, в комнату охранника.
– Валер, глянь! – показал ему тот на экран монитора. В зоне
видимости камеры, как раз на площадке перед дверью их офиса, метались два
парня, почти мальчишки. Один из них обнаружил, наконец, звонок и теперь жал на
него, не отпуская.
– Пусти их, – распорядился Фил. – Белый! – заорал он во весь
голос, напрочь забыв о существовании внутренней громкой связи, которую сам же с
такой любовью налаживал.
