– Для него не имеет значения, убивал кто Амиру или нет. Он мстит всем, кто ее предал. И меня в этом ряду считает первым. По его мнению, я отнял у матери ребенка. Он обвинил меня в том, что я, забрав его у Амиры, отдал в дом к Бертонам.
– Нам следует поговорить с Бертонами, – обратилась Серена к Уоллингу. Она испытывала негодование от мысли встретиться лицом к лицу с похотливой мамашей и одновременно радость от того, что она сможет выплеснуть на нее собственную ненависть к прошлому.
– У вас ничего не получится, – заметил Борден. – Мальчик убежал из города, но прежде поджег их дом. Вместе с ними.
Глава 31
Блейк очень ясно помнил, как узнал правду об Амире.
Совершенно случайно. Кто-то сказал бы – чудом. Один шанс из миллиона, и он поймал его. Оказался в определенном месте, где лежал тот журнал, взял его и сразу ощутил, как истина пламенем обожгла его, влилась в кровь. «На каких тонких ниточках висит жизнь», – подумал он.
Несколько месяцев назад он вошел в приемную дантиста в Канкуне, занимавшегося в основном не лечением зубов, не чисткой каналов и полостей, а снабжением заезжих туристов кокаином. Но он допустил серьезный просчет – начал скрывать от боссов, поставлявших ему по длинной цепочке дорогостоящий товар, часть наличности. Подобные вещи в столь серьезном бизнесе не одобряют. Задача перед Блейком стояла простая: отделить дантиста от части верхних и нижних зубов.
Ожидая, когда уйдет последний пациент, Блейк обнаружил, что его клиент имел еще одну страсть – азартные игры, поэтому так нуждался в дополнительных средствах и пошел на обман. Стол его приемной был завален журналами из Лас-Вегаса и Монте-Карло. Так уж случилось, что среди них оказался последний номер «Лас-Вегаса» со статьей Рекса Тиррелла о гибели Амиры Лус, звезды казино «Шахерезада».
Вот она, та самая тонкая ниточка.
Блейк открыл журнал и наткнулся на сорокалетней давности фотографию своей матери. Он нисколько не сомневался, что это она. Глядя на нее, он словно в зеркале увидел свое отражение. Глаза были его. Он не нуждался ни в словесных подтверждениях, ни в анализе ДНК. Блейк понял. Почувствовал. Мысленный контакт с ней возник у него мгновенно, пронизал его плоть и напитал кровь.
После того как Блейк прочитал статью и рассмотрел фотографию, части картины встали на свои места. Ему не стоило труда догадаться, что ее путешествие в Париж – вымысел. «Но ты же не была там, правда? Ты находилась в Рино, рожала меня. Бедная девочка», – шептал он.
Статья подтверждала и причастность мафии к делу об убийстве, на что ему ранее намекал директор сиротского приюта.
Так он узнал главное имя и фамилию – Бони Фиссо.
И тут же, в приемной, Амира, его мама, впервые обратилась к нему, позвала домой, в Неваду, куда он когда-то поклялся никогда не возвращаться. Она взывала к отмщению.
Блейк оставил дантиста валяться на полу в луже крови, струящейся изо рта. Промыв его зубы, он сунул их себе в карман как талисман на удачу. Они стали для него своего рода вехой, отмечавшей конец старого пути и начало нового. Вернувшись домой, Блейк засел за составление списка людей, прегрешения которых требовали воздаяния. Прегрешения против Амиры и ее сына.
Он пересек мексикано-американскую границу в районе штата Техас и оказался в Америке. Сделать это не составило труда. Сколько Блейк себя помнил, он всегда тайком переходил границы – колумбийскую, афганскую, нигерийскую, иракскую и накопил огромный опыт. Удостоверений личности у него были десятки, одни – фальшивые, другие – подлинные, но с каждым из них Блейк чувствовал себя комфортно, поскольку не знал, кто он на самом деле, да и внешность у него была блеклая, незапоминающаяся. Прошлое его остановилось в Рино, где Блейк связал своих приемных родителей и облил бензином. После чего вышел из комнаты, чиркнул спичкой, зашвырнул внутрь и выскочил на улицу. Оттуда равнодушно смотрел, как полыхает дом, слышал сквозь треск пламени истошные крики. А пламя разрасталось, ползло по лестнице и стенам, как голодный хищник к жертве. Уловив запах горящей плоти, Блейк несколько раз глубоко вдохнул и побежал.
Для него началась новая жизнь. Почти двадцать пять лет погони.
Когда поиски матери зашли в тупик, он ощутил себя разбитым. Директор приюта, которому Блейк прижигал грудь горящей сигаретой, умолял поверить, что он незаконнорожденный сын одного из боссов мафии, которого невесть откуда принесли к нему. В конце концов Блейк ему поверил. Частично потому, что ему импонировала загадочность собственного происхождения, а кроме того, она его вполне устраивала. Он был в буквальном смысле человеком из ниоткуда, без прошлого. Однако стремление когда-нибудь узнать правду о себе его не покидало. Как и неясный образ матери, постоянно являвшейся к нему. Она разговаривала с ним. Направляла его. Мысленный контакт с ней никогда не прерывался.
В Америке Блейк не задержался надолго. Ему было чуть больше шестнадцати, но выглядел он на все двадцать два. Когда США вторглись в Гренаду, он отправился туда наемником вместе с двумя парнями из Луизианы, привлеченными запахом денег. Быстро сообразил, что всегда найдутся люди, готовые хорошо заплатить за то, чтобы другие выполняли за них грязную работу. Удостоверения личности у него не было, но никто и не собирался спрашивать документы. Блейк был сообразительным, безжалостным, ничейным анонимом, а большего от него и не требовалось. Платили щедро.
После Гренады он отправился в Никарагуа. Потом в Африку. Кружил по миру, всегда оставаясь в тени. Почти все прошедшее десятилетие провел на Ближнем Востоке. Риск там был неизмеримо выше, чем в любой иной «горячей точке», но и деньги за работу платили баснословные.
Ему нравилось ощущение опасности, но скоро он устал и от работы с фанатиками, и от пустыни с ее изнуряющей жарой. Блейк перебрался в Мексику. Эпизодически, когда нуждался в наличности, выполнял задания для одного из наркокартелей, но главным образом наслаждался легким бризом, налетавшим с залива, и покрытыми бронзовым загаром женщинами, приезжавшими поваляться на пляже.
Он считал себя полупенсионером. Денег на счете в офшорном банке лежало достаточно. Иной раз Блейк брался за знакомую ему работу, но здесь, недалеко от побережья. Для человека, никогда не имевшего собственного пристанища, он чувствовал себя прекрасно у воды, под ласковым солнцем. Незнакомые девушки – туристки, местные – полностью удовлетворяли его сексуальные желания. Он обзавелся домом. Научился ловить и готовить рыбу. По четвергам в близлежащем баре пил «Корону» и играл в покер с портовыми рабочими.
Но темный угол души Блейка оставался мрачным. Свет никогда не проникал туда. Движение там происходило медленно, со скрежетом и скрипом. И постоянно из этой черноты до него доносился шепот матери. Она напоминала ему, что главное его дело остается незавершенным. Настал день, когда Блейк осознал, что обленился и погряз в удовольствиях. Почувствовал, что еще немного, и он совсем раскиснет, а этого он не мог себе позволить. Однажды в конце лета, проведенного в безделье, пьянстве, с разными женщинами, Блейк вышел поздним вечером на пляж, начинавшийся прямо за его домом, и понял, что уходить на покой рано. Что-то грызло его изнутри, а позднее он заметил простертую из ниоткуда руку, направлявшую его. Завершить миссию.
