— Вы увольняетесь, мадам?
— Почему бы и нет, если финансовое положение позволяет сделать это? Вернон постоянно твердит, чтобы я сократила нагрузку. Мы оба давно испытываем страстное желание путешествовать. Может быть, это рука провидения. Так что, если вы хотите больше узнать о недостатках Гордона, вам следует постоянно информировать меня.
— Справедливо, — согласился Майло. — Какие проблемы были у вас с Шуллем?
— Мелкие кражи, небрежные отчеты о расходах. Он часто пропускал занятия, несправедливо ставил оценки. Его лекции отвратительны. Низкопробные доклады о поп-культуре и идиотские списки литературы для чтения. Все сосредоточено на сиюминутном «прозрении» Гордона, а его кругозор чрезвычайно узок.
— Дилетант, — вставил я.
Шулль использовал это слово для характеристики Кевина Драммонда. — Чтобы быть дилетантом, нужно работать. Гордон олицетворяет все дурное, что сходит за ученость в современной науке. Он мнит себя высшим судией, выносящим приговор миру созидания. Считает себя художником, хотя он всего-навсего жалкий неудачник.
Майло выпрямился.
— Как это?
— Гордон возомнил себя человеком Возрождения. Он рисует ужасные картины, состоящие из клякс. Садовые пейзажи, якобы написанные в импрессионистской манере, по уровню ниже работ ученика средней школы. Вскоре после того, как Шулль появился у нас, он принес мне несколько полотен и попросил организовать ему персональную выставку за счет кафедры. — Мартин фыркнула. — Я выставил его, и он отправился к декану. Но даже связи ему не помогли.
— Человек Возрождения, — проговорил Майло. — Что еще?
— Гордон играет на гитаре и ударных инструментах, и играет отвратительно. Он часто болтал то о выступлении, то о сопровождении сольной импровизации. В прошлом году он вызвался выступить на вечеринке, которую мы с Верноном организовали для студентов-отличников. Тогда я имела глупость согласиться. — Мартин закатила глаза. — И словно всего этого самообольщения ему недостаточно, Гордон утверждает, будто пишет роман — «великий опус», который расхваливает с тех пор, как я с ним познакомилась. Ни одной страницы рукописи я не видела.
— Слов много, а дел мало, — заметил Майло.
— Типичный калифорнийский пижон, — продолжала Мартин. — Без семейных денег он прислуживал бы в ресторанах и врал о предстоящем ему важном прослушивании.
— Вы сказали, что он часто прогуливал.
— Гордон постоянно отвлекался на какие-то мероприятия, финансируемые его отчимом.
— Какие мероприятия?
— Сомнительного свойства исследовательские поездки, симпозиумы, съезды. В дополнение к прочим претензиям Гордон считает себя неустрашимым искателем приключений — он был в Азии, Европе, везде. Все это — составная часть того образа мачо, которого он из себя разыгрывает: клетчатые рубашки с галстуками, походные ботинки, борода, как у Ясира Арафата. Гордон постоянно говорит о том, что работает над каким-то научным докладом, но опять-таки никаких результатов этой работы не видно. — Мартин стукнула по столу пальцем. — В каком-то смысле миру повезло, что он ничего не доводит до конца, поскольку писатель Гордон скверный, а его письменные работы отличаются непоследовательностью, самодовольством и высокопарностью.
— Правдивый Писарь, — сказал я. Глаза Мартин расширились.
— Вам известно об этом? Гордон любит говорить о себе в третьем лице. Он выбирает себе гадкие псевдонимы. «Гордстер», «Неустрашимый мистер Шулль», «Правдивый Писарь». Гордон всегда был посмешищем. К сожалению, это посмешище — мой болезненный раздражитель. А теперь вы говорите, что он еще убил кого-то… а наши кабинеты разделяют несколько футов… это тревожит меня. Я в опасности?
— Я не вижу опасности, профессор, — ответил Майло.
— Кого он убил?
— Людей, причастных к искусству. Глаза Мартин вылезли из орбит.
— Что, было не одно убийство?
— Боюсь, это так, профессор.
— Мне, безусловно, следует уйти на некоторое время в отпуск.
— Что вы можете сказать нам о Кевине Драммонде? — спросил Майло.
— То, что я уже сказала профессору Делавэру, правда. Ничего конкретного об этом парне не помню. После визита я внимательнее прочла его личное дело. Средний студент, не более того.
— Вы не помните ничего о его совместных с Шуллем увеселительных прогулках в городе?
— Извините, нет. Студенты входят в кабинет Гордона и выходят из него. Студентов определенного типа Гордон привлекает. Конкретно мистера Драммонда я не припоминаю.
— Студенты какого типа находят Гордона привлекательным? — спросил Майло.
— Гордон в курсе всех современных тенденций, и это воздействует на самых впечатлительных. Уверена, больше всего ему хотелось бы стать ведущим шоу в музыкальной программе телевидения.
— Делал ли Шулль попытки вступить в интимную связь со студентками? — поинтересовался я.
— Возможно.
— Возможно? — переспросил Майло.
— Жалоб не поступало, но, если бы они были, это ничуть не удивило бы меня. Большинство из тех, кто общается с Гордоном в служебное время, — это, по-моему, студентки.
— Но жалоб на сексуальные домогательства не было?
— Нет. Интимные отношения студентов нашего учебного заведения — неотъемлемая часть нашей жизни, и жалобы крайне редки. Как правило, это происходит по взаимному согласию. Не так ли, профессор Делавэр?
Я кивнул.
— Кевин Драммонд голубой, — сообщил Майло. — Не следует ли нам поговорить об этом?
— Вы хотите спросить, не бисексуален ли Гордон? Я не интересовалась этим, но меня не удивит ничего, что бы вы о нем ни сказали. Он из тех, кого в добрые старые времена называли мерзавцами. Очень хорошее слово. Жаль, что оно вышло из употребления. Это классический тип балованного ребенка, который хвастается и делает все, что взбредет ему в голову. Вы с его матерью встречались?
— Еще нет. Мартин улыбнулась.
— Вам необходимо это сделать. Особенно вам, профессор Делавэр. Это как раз по вашей специальности.
— Источник психопатологии? — спросил Майло. Мартин бросила на него долгий изумленный взгляд.
— Этой женщине неизвестны ни учтивость, ни здравомыслие. Каждый год во время благотворительного обеда она загоняет меня в угол и напоминает о том, сколько денег пожертвовал ее муж, после чего переходит к рассказу о необычайных совершенствах своего «малыша». Гордон демонстрирует свою претенциозность вполне непосредственно. Она же говорит о себе как о светской даме, но мне удалось узнать, что ее первый муж, отец Гордона, был пьяницей. Этот несостоявшийся агент по торговле недвижимостью получил срок за мошенничество. Он и брат Гордона погибли при пожаре, когда Гордон был еще маленьким, а через несколько лет мать нашла ему нового папочку с деньгами. — Майло писал в своем блокноте. — Ну вот, я немного просветила вас. Но я устала, и если это все…
