Потом:
— Нет.
— Целых двадцать долларов. Приготовился провести чудную ночь в городе, умник?
— Он Гитлер! Та свинья. Он лжет, он Гитлер…
Майло, не обращая на него внимания, читал его водительские права.
— Элиот Саймонс… А это что здесь… удостоверение Сидарс-Синай, дипломированный медбрат… Ты санитар?
— Санитар в хирургии, — сказал Элиот Саймонс. — Он Гитлер, он лжет, заявляет, что он…
— Нуда, нуда, — перебил его Майло.
— Дайте мне закончить! Он заявляет, что он…
— Он обманщик, — вновь оборвал его Майло. — Написал книгу, называя себя палестинским беженцем из Иерусалима, а на самом деле он родился в Италии, наполовину англичанин, наполовину сириец. Об этом написал один из еврейских журналов.
Я уставился на своего друга. Элиот Саймонс — тоже.
Он хранил молчание, пока Майло перебирал его кредитные карточки. Потом Саймонс заговорил:
— Вы следили за ним? Кто вас послал?
— Как вы думаете?
— Правительство? Оно все же поумнело и установило за ним наблюдение? Наконец-то! Он изменник, ведь произошло одиннадцатое сентября, а правительство никак не просечет… Сколько преступлений нужно совершить, чтобы вы наконец взялись за дело?
— Ты видишь в Иссе Кумдисе террориста!
— Вы слышали его.
У Саймонса было лицо работяги, обычное лицо. Если бы не глаза. В них горело что-то более сильное, чем гнев.
Он позвенел наручниками:
— Снимите это.
— Как долго ты следил за ним? — спросил Майло.
— Ни за кем я не следил. Я читал газеты, понял, что он распространяет ложь, и решил что-то предпринять по этому поводу. Я ни в чем не раскаиваюсь, хотите арестовать меня — пожалуйста. Я все расскажу.
— Что именно?
— Этот парень — Гитлер с ученой степенью от Лиги плюща. — Глаза Саймонса загорелись еще сильнее. — Мои родители прошли через Аушвиц. Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как этот гребаный нацист распространяет грязную ложь.
Майло указал на красные брызги на бушлате:
— Это и вправду свиная кровь?
Саймонс усмехнулся.
— Где ты ее достал?
— В восточном Лос-Анджелесе. На одной из скотобоен. Я взял на работе немного гепарина и смешал с кровью. Это антикоагулянт, я хотел быть уверенным, что она в норме и жидкая.
— Прекрасная работа. Ты настоящий хирургический медбрат.
— Я лучший. Хотел стать врачом, но не было средств учиться в медицинской школе. Мой отец все время болел, не мог работать из-за того, что с ним сделали в лагере. Я не скулю, у меня все хорошо. Четверо детей закончили колледжи Лиги плюща. Я лучший. Не верите, проверьте, доктора меня обожают. Они все хотят работать со мной, потому что я лучший.
— Вы знаете доктора Ричарда Силвермана?
Саймонс кивнул резко и быстро:
— Я знаю его, он знает меня. Кудесник со скальпелем… Позвоните и спросите у доктора Силвермана об Элиоте Саймонсе. Он знает, что я не шизик; делая работу, я полностью концентрируюсь.
— Сегодня вечером ты сконцентрировался на порче одежды Иссы Кумдиса.
— Если бы только у меня был настоящий пистолет…
— Ради вашего же блага ничего больше не говорите, сэр. Я не хочу слышать никаких угроз.
— Сэр? Вы вдруг стали официальным? — Саймонс зазвенел наручниками. — И что теперь?
— В какие школы ходили ваши дети?
— Трое в Колумбии, один в Йеле. Плевать на них, — сказал Саймонс, сплюнув через зубы. — Не на моих детей. На них, наци и коммуняк, что были в книжном магазине и верят во все это дерьмо. Нас хотели уничтожить, но мы выжили, процветаем и говорим: "Плевать на вас, мы умнее". Так что плевать на них. Вы хотите арестовать меня за то, что стою за свой народ? Отлично. Я найду адвоката и вчиню иск тому нацистскому выродку, который пинал меня, и его нацистской суке. Потом я подам в суд на ту арабскую падаль и того шведского хера, который, вероятно, трахает его в задницу. Не забуду и вас.
Снова тяжелое дыхание.
— Почему вы выделили именно Иссу Кумдиса? — спросил Майло.
— Он нацист и находится здесь.
— Какие-нибудь еще причины?
— Для вас этой причины недостаточно? — сказал Саймонс и пробормотал: — Гойише копф.
— Да, я глупый гой. Однако это вы стоите в окровавленной одежде со скованными руками, и все, чего вы добились своим поступком, — укрепили доверие аудитории к слову Кумдиса.
— Ерунда! Они вошли туда юдофобами и выйдут юдофобами, но по крайней мере они теперь знают, что мы не будем смирно стоять, как ягнята, когда нас снова попытаются погнать в печь. — Он пристально посмотрел на Майло. — Вы не еврей, так?
— Боюсь, что нет.
— Немец?
— Ирландец.
— Ирландец, — повторил Саймонс так, словно счел ответ неблагоприятным для себя. Обернулся ко мне. — А вы еврей?
Я покачал головой.
Он опять повернулся к Майло.
— Так что, копы читают "Еврейский маяк"?
— Я собираю сведения повсюду.
Саймонс понимаюше улыбнулся:
— О'кей, значит, вы серьезно взялись за дело.
— Парень, который представлял Иссу Кумдиса. Что вы можете сказать о нем?
— Гребаный швед! Очередной гребаный профессор… У моих детей были профессора в колледже, мог бы порассказать…
— Давайте остановимся конкретно на профессоре Ларсене. Что мне следует о нем знать?
— Он с этим наци, значит, тоже наци… Вы знаете, что шведы заявили во время войны о своем нейтралитете, а сами тем временем вели с нацистами всякие дела? Что солдаты СС направо и налево дрючили шведок, устраивали оргии, зачинали ублюдков? Вероятно, половина из так называемых шведов — немцы. Возможно, он один из тех, Ларсен. Вы слышали, что он там говорил? Надо было стрельнуть и в него тоже.
— Стоп! Будете так говорить, я вас привлеку к ответственности.
Саймонс уставился на него:
— А вы, значит, не собираетесь?.. Привлекать?..
Какая-то машина проехала по переулку, замедлила ход, минуя нас, двинулась дальше к Шестой и свернула налево.
Майло молчал.
— Ну так что? — спросил Саймонс.
— Вы приехали сюда на своей машине?
— А как вы думаете?
— Где припарковались?
— За углом.
— Каким углом?
— На Шестой. Что, собираетесь мое авто отобрать?
