А в это мгновение в полутора километрах от него, на плоской
крыше обычного жилого дома в Крылатском, палец Стрелка уже плавно тянул
спусковой крючок новейшей снайперской винтовки.
«Пора!» – решил Саша и осторожно потащил из кармана руку с
«Магнумом»…
И в тот же миг – трах!!! В каких-то пяти шагах от него
голова Луки с омерзительным треском разлетелась мелкими брызгами. И тут же вторая
пуля разворотила спину Руслана.
Тело кавказца еще не успело упасть, как Пчела, Фил и
охранники воров выхватили оружие. Фил с Пчелой оказались проворней. Их выстрелы
слились в один, и на квадратные бетонные плиты легли еще два трупа.
Ничего не понимающий Саша обвел взглядом освещенные
заходящим солнцем безлюдные просторы Крылатского. Кто? Откуда? Каким образом?
К нему бежали Пчела и Фил. Саша повернулся к ним, растерянно
покачал головой и развел руками.
– Уходим! Саня, в машину! – на бегу прокричали они.
Белый бросил последний взгляд на труп Луки и вдруг подумал:
если б он был всемогущим Богом, он, наверное, оживил бы его сейчас. Только для
того, чтобы убить снова. Но уже – самому.
– Саня, твою мать! – раздался бешеный крик Пчелы.
Белов сделал шаг назад, под его ногой что-то хрустнуло. Он
опустил голову – это была изящная трубка Луки, из нее все еще поднимался легкий
сизый дымок.
Глава 17
Катя была у сестры уже почти сутки. За это время ей пришлось
дважды вызывать неотложку – у Тани крепко прихватывало сердце. Врачи «скорой»
предлагали госпитализацию, особенно настойчив был второй – долговязый суетливый
парень, чем-то похожий на Космоса. Но Татьяна Николаевна ни о какой больнице и
слушать не желала. Она до сих пор ничего не знала о сыне и каждую минуту ждала
от него звонка. И не пропускала ни одного выпуска новостей по телевизору: а
вдруг скажут что-нибудь новое про Сашу?
Несмотря на все старания Кати хоть как-то приободрить
сестру, Татьяна Николаевна часто начинала плакать – тихо и горестно. Жалко ее
было неимоверно. Катя пыталась ее разговорить, отвлечь от мрачных мыслей, но
всякий раз сестра переводила разговор на сына. Вспоминала его детские шалости,
болезни, успехи и неудачи. Достала старые Сашины фотографии и подолгу
рассказывала – где и когда они были сделаны.
Катя тоже, разумеется, переживала за племянника, но –
по-своему. Уже к обеду она уничтожила у сестры львиную долю ее запасов
провизии, включая целое блюдо тех самых пирожков с морковкой. А ближе к вечеру
Катя решила сбегать по магазинам – закупить кое-что из продуктов, а заодно и
запастись в аптеке новыми лекарствами для сестры. Благо, она, кажется,
задремала.
Одевшись, она тихонько заглянула в комнату к Татьяне
Николаевне. Та, словно почувствовав что-то, проснулась, приподняла голову и
встревоженно спросила:
– Кать, ты куда?
– Я в магазин, Танюша. Спи…
Татьяна Николаевна, прищурясь, взглянула на часы.
– Нет, Кать, дай мне пульт – сейчас будут шестичасовые
новости… – она вымученно улыбнулась сестре. – А ты иди, иди, Катюш, я в
порядке…
Катя кивнула и вышла из квартиры. Душа у нее была не на
месте, поэтому в магазинах она металась между прилавками с такой скоростью,
будто опаздывала на поезд. Минут через сорок она, нагруженная сумками, открыла
дверь.
В квартире было подозрительно тихо. Катя опустила сумки на
пол и позвала:
– Танюш!
Тишина.
Не сняв плаща, Катя на ватных ногах прошла в комнату сестры.
Таня неподвижно лежала на боку, лицом к погашенному экрану телевизора. Ее левая
рука неловко свесилась с дивана, рядом лежал телевизионный пульт.
– Таня! – вскрикнула Катя и в ту же секунду с ужасом и
отчаяньем поняла, что сестра ей уже не ответит.
Она бессильно опустилась на пол рядом с диваном и взяла в
руки еще теплую Танину ладонь.
Жгучая боль потери удавкой перехватила горло, и Катя глухо,
навзрыд заплакала.
И еще долго, очень долго она сидела вот так – прижавшись
мокрой от слез щекой к безжизненной руке сестры, – и давилась горькими,
безутешными рыданиями.
Глава 18
Введенский перехватил Белова сразу после похорон матери.
Сашин мобильник зазвонил, когда он только-только вышел за ворота кладбища.
Категорическим тоном фээсбэшник потребовал встречи, никаких возражений он
слушать не стал и, назвав время и место экстренного рандеву, сразу отключился.
Можно было, конечно, плюнуть и не поехать. Но к тому времени
Саша уже понял, чьи пули положили Луку и Руслана в Крылатском. Фордыбачиться и
качать права в его положении было не только глупо, но и опасно. Ему ясно и
недвусмысленно дали понять, кто в доме хозяин, кто рассчитывает и ведет свою
грязную игру, и четко указали на его место во всей этой мерзости.
Белов приехал на место с красными от недосыпания глазами,
небритый и потерянный. Введенский уже был на месте. Рядом с ним в пустой
придорожной беседке стоял Володя Каверин. В другое время Саша, наверное, немало
удивился бы этому обстоятельству, но сегодня ему было не до того.
Не поздоровавшись ни с одним, ни с другим, Белов вошел в
беседку и тяжело опустился на лавку. Он закурил и поднял измученные глаза на
Введенского. Игорь Леонидович ответил ему откровенно озлобленным взглядом.
– Значит так, Белов, – он начал свой разнос ледяным,
чеканным голосом, нервно расхаживая перед самым Сашиным носом. – Вы сами
накликали неприятности. События вышли из-под контроля Конторы благодаря вашему
отказу. Так что скажите спасибо Владимиру Евгеньевичу, за то, что сидите здесь,
с нами… – Введенский сделал выжидательную паузу.
– Спасибо, Владимир Евгеньевич! – Саша с ернической
насмешкой поклонился Каверину.
Тот протестующе поднял ладони и замотал головой,
демонстративно отказываясь от его благодарности, но Белов видел – ему безумно
нравилось то, как Введенский его отчитывал.
– Да! А не валяетесь где-нибудь под камнем в компании
червей, жуков да лягушек. Понятно это? – фээсбэшник резко развернулся к Саше. –
Не слышу…
Каверин еле сдерживал торжествующую улыбку.
– Да понятно, понятно… – буркнул Белов и снова язвительно
усмехнулся: – Извините, что я сижу, да?
Введенский пропустил его колкость мимо ушей и продолжил все
тем же раздраженным голосом.
