– Дальнейшие инструкции получите у Владимира Евгеньевича, –
он кивнул в сторону Каверина. – Считайте, что все произошедшее – последнее
китайское предупреждение. Никаких церемоний больше не будет. – Широко расставив
ноги и заложив руки за спину, Игорь Леонидович застыл перед Сашей. Буравя его
гневным, колючим взглядом, он внушительно, раздельно отчеканил: – Шаг влево,
шаг вправо – расстрел. К чертям свинячьим!
Казалось, он хотел сказать что-то еще, но вместо этого
вытащил из кармана связку ключей на длинной, с полметра, серебристой цепочке, и
раздраженно подбросил ее на руке. Наградив напоследок обоих своих подопечных
суровым взглядом, Введенский направился к машине. Белов и Каверин остались
одни.
Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга.
Странная это была пара – спаситель и спасенный. Каверин даже не пытался
разобраться в букете собственных ощущений, в котором преобладали, пожалуй,
ненависть, злорадство и некоторая досада: к сожалению, вендетта это блюдо,
которое надо есть холодным. В свою очередь спасенный не испытывал к своему
«шефу» ни малейшей благодарности.
– Зря он так прессует, – с наигранным сожалением покачал
головой Каверин. – Ты это… не обращай внимания.
– Тебя не спросили… – процедил Белов и, глядя на
собеседника, презрительно прищурился. – Ну, валяй, инструктируй, что ж ты?
Володя замялся, старательно изображая растерянность.
– Так что, собственно… – пожимал плечами он. – Вместо Луки я
теперь буду. Мои контакты в Чечне хотят оружия. Ну и… будем поставлять его по
твоим каналам. Как тебе такой план?
Хреновый, – мрачно отрубил Саша.
– А вот это ты зря! Чечня сейчас – такой ключик! К таким
замочкам! – Каверин оживился, загримасничал, многозначительно задирая вверх
свои маленькие белесые глазки. – Ты что! Потом всех нас еще благодарить будешь!
– Угу… Я так отблагодарю, что мало не покажется… – угрюмо
пообещал Белов.
Саша повернулся вслед тронувшейся машине Введенского.
Каверин проследил его тяжелый взгляд и вдруг рассмеялся и мелко-мелко закивал
головой.
– Да-да-да… У меня тоже иногда такие мыслишки бывают… –
захихикал он. – Взять тротильчика грамм этак пятьсот, и – бабах! И нет
куратора! Красота, а?!
Даже не взглянув в его сторону, Белов встал и вышел из
беседки. Каверин бросился следом, стараясь заглянуть ему в лицо.
– Нет, правда, Саш… Есть ведь такое, согласен? А, Саш? –
настойчиво спрашивал он. – Вот если по чесноку, сознайся, – ведь охота иногда
Леонидыча вальнуть?
Вдруг Саша остановился и двумя резкими движениями ощупал
карманы пальто Володи. В левом что-то было, он быстро запустил в карман руку и
вытащил оттуда работающий диктофон. Белов выключил механизм и сунул его под нос
опешившему Каверину.
– А если б мы с тобой в бане разговаривали? Куда б ты его
спрятал?! – брезгливо спросил он.
Каверин развел руками и осклабился.
– Ой, я тебя умоляю! – поморщился он. – Ну это ж просто
привычка! Да не обращай ты внимания… Я даже жену иногда записываю, так, для
интереса. А что? Пусть будет…
– Штирлиц хренов! – Белов развернулся и стремительно зашагал
к машине.
– Саша! – Каверин растерянно смотрел ему вслед. – Ну,
погоди, Саш!
Глава 19
Мрачные мысли, поселившиеся в голове Ольги в недостроенной
даче в ночь после покушения, не исчезли и после похорон свекрови. Наоборот, ее
смерть только укрепила Олю в четком понимании того, что в ее семейной жизни
назрели срочные и кардинальные перемены.
Стоя у могилы Сашиной мамы, не дожившей даже до пятидесяти,
Оля невольно думала – а не ожидает ли и ее такая же участь? А может, для нее
все закончится еще раньше, и не от сердечного приступа, а от пули снайпера или
от бомбы в машине? О том, что все эти ужасы вполне могли произойти не только с
ней, но и с Ваней, Оля старалась не думать.
Наверное, она давным-давно ушла бы от Белова, если бы не
одно «но»: Оля любила своего мужа.
Именно поэтому она никак не могла решиться на самый крайний
шаг. На одной чаше весов был покой ее самой и ее сына, их безопасность и, по
большому счету, все их будущее, а на другой – одна только любовь, загадочная и
непостижимая, как сама жизнь.
Эти бесконечные раздумья, сомнения и собственная
нерешительность выводили ее из себя. Плохо было и то, что Оле совершенно не с
кем было посоветоваться. Ну не с бабушкой же, в самом деле, – уж та бы, без
всяких сомнений, была бы двумя руками за развод. Ее раздражение росло и искало
выхода, а тут еще сразу после похорон матери Саша опять уехал куда-то – один,
без охраны…
Проводив гостей после скомканных из-за Сашиного отъезда
поминок, Оля уложила сына и вместе с Катей, оставшейся ей помогать, закрылись
на кухне. Они быстро убирались, причем хозяйничала, в основном, Катя – от
навязчивых мрачных мыслей у Ольги все валилось из рук. У миксера заело крышку,
и это оказалось последней каплей – Оля отшвырнула его и, грохнув по столешнице
кулаком, воскликнула в сердцах:
– Все, Кать, никаких моих сил больше нет – ни женских, ни,
блин, общечеловеческих!
Катя, конечно, заметила, что с Ольгой творится что-то
неладное. Она тут же с ворчанием отодвинула ее в сторонку:
– Успокойся, все! Оставь, током еще стукнет. Что с тобой вообще
происходит?!
Оля отошла к темному окну и, сдерживая из последних сил
закипающее раздражение, вполголоса сообщила:
– Короче, я написала заявление на развод.
– Глупость какая! – фыркнула Катя, закуривая. – Ты что?!
– Глупость?! – мгновенно взвилась Ольга. – А ты послушай. Я
живу с ним четыре года, так?! Мы познакомились, когда его ловила милиция, в
день свадьбы я чуть не наступила на гранату… Ты не смейся, ничего смешного нет!
Когда я рожала, он сидел в тюрьме – мне потом Томка Филатова все рассказала. Он
потом клялся: все, любимая, соскакиваю, все для сына сделаю. И что, Кать?! –
она обратила на гостью глаза, пылавшие праведным гневом. – Неделю назад его
чуть не убили у меня на глазах! Все, не могу больше!!
– Оль, успокойся, ты Ваньку разбудишь, – постаралась
урезонить ее Катя.
Оля плюхнулась за стол и потянулась к початой бутылке
ирландского ликера. Руки ее заметно дрожали и, разливая густую жидкость, она
пролила несколько капель на скатерть.
