– Проведем груз – я его на куски порву, – непонятно кому
пообещал Каверин сквозь стиснутые зубы. – И всю семью его вырежу напрочь…
Они подошли к двери. Каверин потянул на себя ручку и в тот
же миг не него вывалился изнутри какой-то парень. Он бесцеремонно отпихнул
Володю в сторону, довольно чувствительно двинув ему плечом в плечо.
– Эй, тебе что, дороги мало? – бросил парню Петрович.
– Да пошел ты, козел! – не взглянув в их сторону, равнодушно
ответил тот. От парня разило перегаром.
Каверин встал, как вкопанный. Он вдруг понял, кто ответит
ему за вчерашнюю выходку Белова.
– Ты что, Володь? – спросил Петрович.
– Иди-иди, я сейчас… – он натянуто улыбнулся и, засунув руку
в карман пальто, нащупал там нож.
Дождавшись, когда приятель скроется за поворотом, Каверин
повернулся назад. Его наглый обидчик курил, облокотившись на перила. Володя
вышел на балкон, прикрыв за собою дверь. Через несколько секунд он снова
вернулся в здание аэропорта. Еще более тщательно закрыл за собою створки дверей
и перекрыл проход, пододвинув к ним урну. Затем Каверин неторопливо огляделся –
его взгляд был совершенно спокоен, а на губах играла умиротворенная улыбка.
Убедившись, что все тихо, он направился к стойке регистрации.
А на балконе, с ножевой раной в печени, остался лежать тот
самый хамоватый парень – несчастный козел отпущения.
Глава 29
Космосу и в самом деле невероятно повезло. Его «Мерседес»
влетел под мусороуборочный «КамАЗ» так, что извлекать бедолагу из покореженной
машины пришлось с помощью автогена. Все время, пока спасатели колдовали над
обломками «мерса», Космос яростно матерился. Медики говорили – болевой шок,
возможны серьезные повреждения внутренних органов. Но когда пострадавшего
доставили в больницу и толком осмотрели, врачам пришлось немало удивиться.
Выяснилось, что если не считать многочисленных ушибов и порезов, все ограничилось
всего лишь тремя переломами – предплечья, ключицы и голени.
Космосу наложили гипс, вкололи успокаивающего и отдали
примчавшемуся в «Склиф» Юрию Ростиславовичу: заполучить сына членкору помогли
старые «академические» связи. Отпуская пострадавшего, врачи, понятное дело,
прописали ему строгий постельный режим.
Однако, оказавшись дома, Космос и не подумал ложиться. Его
нещадно ломало после вчерашнего, болели раны и ушибы, но к коксу он прикасаться
не стал. Единственное, что он себе позволил, – это немного пива. Космос ждал
Белова. Он предполагал, что, узнав об аварии, друзья будут его искать. Ни Фила,
ни, уж тем более, Пчелу, ему видеть не хотелось совершенно, а вот с Белым
Космос бы поговорил. Слишком много недосказанного накопилось между ними в последнее
время.
Космос попросил отца не пускать к нему никого кроме Саши и
устроился с пивом за столом гостиной.
Звонок в дверь прозвучал, когда Космос допивал вторую
бутылку.
– Пап, открой! – крикнул он. – Помнишь? Меня нет…
Шаркая шлепанцами, Холмогоров-старший прошел в прихожую.
Космос прислушался. Сначала лязгнул замок входной двери, потом отец сказал
кому-то: «Не снимай…». Через секунду Юрий Ростиславович заглянул к сыну и
коротко сообщил:
– Саша приехал.
Космос промолчал. В гостиную мимо Юрия Ростиславовича прошел
Саша. Он обогнул стол, встал у окна и, опершись о подоконник, выжидательно
посмотрел на неподвижного Космоса.
– Саш, пиво будешь? – предложил Холмогоров-старший.
Белов не ответил. Юрий Ростиславович покрутил в руках
бутылку с пивом, которую он прихватил из кухни, и, поставив ее на стол, неловко
пробормотал:
– Ну, вы тут поговорите, а я пойду, новости посмотрю…
Саша рассеянно кивнул. Юрий Ростиславович вышел из гостиной
и прикрыл за собою дверь.
– Мне Фил сказал, что ты насмерть хлопнулся, – мрачно
признался Саша. – Я – в «Склиф»…
– Жаль, что не насмерть, – так же мрачно перебил его Космос.
Белов неловко топтался между столом и окном – не знал, как
начать тяжелый, неприятный для обоих разговор.
– Можно я твою ногу на пол поставлю? – спросил, наконец,
Саша.
– Рискни… – Кос вяло пошевелился, готовясь к неприятной
процедуре.
Саша аккуратно переложил загипсованную ногу Космоса на пол,
придвинул табурет к столу и сел напротив друга. Поморщившись, Космос пристроил
ногу поудобней и, не поднимая глаз на Белова, попытался одной рукой открыть
бутылку с пивом.
– Ты на меня не сердись, брат, – тихим и немного виноватым
голосом начал Белов. – Я иногда вынужден давить, а иначе все рухнет к едрене
фене. Но ты действительно хреново выглядишь. Кос, драг тебя погубит. На героин
перейдешь – и все, полный звездец, пиши пропало…
– Сань, да не в этом дело… – здоровой рукой Космос
меланхолично подал ему бутылку пива. – На, открой, я не могу. Знаешь, я давно
уже думал, а когда эта канитель с Чечней пошла, вообще загрузился… Ну, скажи ты
мне – на хрена нам вообще все это надо?! – с болью спросил он.
Открыв бутылку, Саша разлил пиво по бокалам.
– Ты это о чем сейчас? – Белов сделал вид, что не понял.
– Сань, да ты лучше меня знаешь, о чем, – Космос не спускал
с него тревожных, воспаленных глаз. – Я вот раньше думал – надо всем показать,
что круче меня только вареные яйца. Ну и что, показал… А дальше что? Будем
своих гасить?! Сначала солдафонов наших в Чечне, а потом и друг друга… А Пчела
– ему же все по барабану, он за лишнюю зеленую бумажку готов горло перегрызть!
– А ты думаешь, мне все это нравится, что ли? – Саша
исподлобья взглянул на друга. – Меня самого просто взяли и конкретно наклонили.
А назад пути нет… Это же как в самолете – и выскочить нельзя, и заднего хода
нет… Сел и летишь…
– Ага, и ждешь, пока крыло не отвалится… – мрачно поддакнул
Космос.
– Вот именно. Или в гору не врежешься…
– Или пока террористы не жахнут из «Стингера»… – ухмыльнулся
Космос. Вдруг он подался вперед и пристально взглянул в глаза Белова. – А
знаешь, Сань, когда мы с тобой в этот самолет-то сели? Третьего октября 89
года, на бое в Раменском, – он тяжело замолчал, пожевал губами и, наконец,
сознался: – Муху-то ведь тогда я стрельнул…
В гостиной повисла долгая, тягостная пауза. В памяти обоих
всплыли картины того боя. Но каждый из них вспоминал его по-своему – с того
места, где он тогда был…
