– Ребята, вы… Саня, Кос… – жалко пролепетал их насмерть
перепуганный друг. – Вы разберитесь сначала… Вы разберитесь, а? Елки-палки, я
все понимаю… Ну, братья, а?
Космос, а за ним и Белов опустили глаза.
– Спасибо, ребята. Подождите снаружи, – приказал Белый.
Шмидт со своими людьми вышел из кабинета и плотно прикрыл за
собою двери.
– Ну что скажешь, Пчелкин? – тихо спросил Белый.
Вдруг Пчела присел на корточки и обхватил руками голову,
будто надеялся таким нехитрым способом укрыться от пистолетов. В кабинете стало
так тихо, что Белову неожиданно показалось, что он слышит, как исступленно
колотится и скачет в груди у Пчелы испуганное сердце.
Вдруг за дверью послышалась какая-то возня, чей-то
взволнованный женский голос и невнятное басовитое бурчание охранников. В
кабинет главврача кто-то рвался, и его, понятное дело, не пускали. Возня не
стихала, и, наконец, дверь распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся молодая
медсестра. Пылко и сбивчиво она затараторила:
– Извините, ребята, но… – тут она увидела пистолеты в руках
мужчин и Пчелу, скрючившегося на полу, и испуганно осеклась.
– Что случилось? – спокойно спросил Белов.
– У нас осложнения, – взволнованно объяснила девушка. –
Филатову срочно нужна кровь, группа редкая, а у нас запасов с девяносто первого
года – ни капли. Есть кто-нибудь с третьей группой? Резус отрицательный…
Белов переглянулся с Космосом, потом посмотрел на
уткнувшегося в пол Пчелу и сказал:
– Есть…
* * * * *
В операционной было тихо. Слышалось только попискивание
приборов, подключенных к неподвижному Филу, и его тяжелое, свистящее дыхание.
Голову раненого закрывала плотная белоснежная шапка из бинтов. На соседней с
ним койке лежал Пчела. Их руки соединяло какое-то устройство с толстыми
желтоватыми трубками, по которым текла кровь.
Пчела оторвал взгляд от бледного лица друга и, повернув
голову, уставился в потолок.
То, что он прочитал в глазах Белова и Космоса, не оставляло
сомнений – его участь предрешена. И никакие просьбы и уговоры не могут ничего
изменить. Надеяться ему было не на что.
Правда, еще оставалась Оля… Но что она сможет сделать? О
взрыве ей известно еще меньше чем ему, где и как она сможет найти
доказательства его невиновности?!
Эх, Оля, Оленька…
Пчела вдруг вспомнил их недавнюю встречу в боулинге.
Странно… Тогда он, видя как страдает Оля, всей душой хотел помочь ей, но
реально ничего сделать не мог. Теперь – наоборот. В аптеке Оля тоже увидела, в
какой переплет попал Витя, и тоже ничего не в состоянии сделать…
Как странно поворачивается жизнь…
* * * * *
Шмидт и трое его бойцов дежурили в коридоре возле
операционной.
– Братва, что с Пчелой-то будет? – спросил один.
Шмидт, единственный, кто знал ответ на этот вопрос,
промолчал. Ответил другой боец, лениво прохаживающийся по коридору.
– Иваны потрут… – кивнул он в сторону кабинета главврача. –
Если сойдется, намажут ему лоб зеленкой.
– Да-а, блин… – задумчиво вздохнул тот, что спрашивал. – Вот
так живешь, живешь… А прокололся раз – и уже не живешь.
К разговору подключился третий браток. Недоуменно пожав
плечами, он спросил:
– Я одного не пойму: на черта Белому эти понты с
переливанием? У меня, например, тоже третья отрицательная…
Шмидт пристально посмотрел на него и совершенно спокойно
сказал:
– Глупый ты. Саша ему час жизни подарил…
* * * * *
В кабинете главврача надрывались телефоны. Поочередно звонил
то один мобильник, то другой – на них не обращали внимания. Космос сидел на
стуле, сцепив перед собой ладони и низко опустив голову. Белый полулежал в
кресле и вертел в руках пистолет, заглядывая в черное отверстие ствола. Оба
тягостно молчали. Снова зазвонил телефон.
– Выруби их на хрен все, – вполголоса попросил Белов. –
Башка трещит…
Космос молча встал и отключил оба мобильника.
– Кос, у тебя дурь есть? – вдруг спросил Белый.
– Откуда, Сань? – пожал плечами друг. – Ты же знаешь, я
завязал.
– Да не парь ты мне мозги, хирург! – поморщился Саша. –
Давай…
Вздохнув, Космос достал из кармана пакетик с порошком и,
надорвав его зубами, отсыпал дозу на календарный листок. Белый спрятал пистолет
за спину и придвинул листок к себе. С некоторым любопытством он взглянул на
горку кокса и усмехнулся:
– Столько лет на этой дряни лавэ делал, а так ни разу и не
попробовал. Покажи хоть, как ее?
Космос пододвинулся ближе, сноровисто измельчил порошок
перочинным ножичком, свернул еще один листок в тонкую трубочку и подал Саше.
– Прижми к ноздре… – деловито подсказывал он. – Да, вот так…
И втягивай…
– Носом?
– Ну а чем еще? – усмехнулся Космос. – Ты глянь, как я…
Наклонившись к столу, он с шумным всхлипом вдохнул порошок.
Следом за ним то же самое сделал и Саша.
– Ну и что? – недоуменно спросил он.
– Ну что, немеет нос-то? – улыбаясь, Космос потеребил
пальцами свой шнобель.
– Да ни фига…
– А холодок чувствуешь?
– Хрен там, а не холодок. Ну-ка сыпани еще чуток… – попросил
Белов.
– Во вторую? На… – Космос насыпал «а листок еще немного
кокса.
Саша повторил процедуру другой ноздрей. То же сделал и
Космос.
– Ну что?
– Да ни хрена!
– Ну тогда в десну попробуй. Вот так, – послюнив мизинец,
Космос обмакнул его в порошок и стал втирать его в верхнюю десну.
Белый скопировал все его действия и, пошуро-вав пальцем у
себя во рту, с брезгливостью сплюнул.
– Немеет? Как у зубного?
– Не-а… – покачал головой Белов.
– Ну я не знаю, Сань… – пожал плечами Космос. – Может тебя
просто с первого раза не берет?
Саша откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Спустя
минуту он открыл их и, подавшись к другу, прошептал:
