— Ай-вай, — покачал головой джинн, приподнялся над землей, развоплотился до кондиции грозовой тучи и дымчато-черной змеей скользнул по воздуху вдаль.
Согрич стал надевать тулуп, но успел только просунуть руку в один рукав, как его вывел из равновесия полулюд.
— И вот чего ты такой злой, скажи на милость? — спросил он, сидя по пояс в снегу.
— Это я-то злой? — переспросил лесин и приблизился с болтающимся на плече тулупом. — Это я еще не злой. Я злой стану, когда из моей зарплаты вычтут неустойку клиентам и оплатят ремонт скрепа. И скажи спасибо, что я тебя заранее предупредил, когда я злой стану.
— Да я-то при чем? Как будто я виноват, что погода испортилась…
— Ах, погода! Ты думаешь, дело в ней? А может быть, правый кормовой ковер в скрепе не твой был?
— Ну мой, — безуспешно пытаясь отползти, признал Варган.
Лесин, впрочем, не собирался опять опускаться до рукоприкладства.
— Так, может быть, ты не знал, что вынимать ковер из скрепа — плохая примета?
— Да мало ли примет на свете? Что я, дела не знаю? Расчаровал, вынул, слетал — и опять причаровал, все аккуратно сделал…
— И аккуратно оставил открытый во всю дурь сильфозабор, да?
— Как оставил? — ошарашенно спросил Варган, забыв про свои попытки отползти от грозного напарника.
— Открытым. Во всю дурь, — повторил тот.
— Я?
— Тьфу! — в сердцах плюнул Согрич и, проваливаясь по колено в снег, побрел к шатру.
Полулюд поднялся и поплелся следом.
Быстро темнело. В небе, пока еще темно-синем, не черном, загорались на диво яркие звезды. Волнение уже прошло, и холод пробирался под одежду, так что Сударый с Переплетом поспешили утеплиться. Потом оптограф достал и раскурил трубку. Ковролетчики, работая в напряженном молчании, кое-как поставили шатер на уцелевших распорках и сделали из него подобие палатки. Потом Варган ушел куда-то за деревья, а Согрич позвал пассажиров:
— Заходите, господа, какой-никакой, а уют.
Переплет не стал фыркать. Он понимал, что ковролетчики сделали все возможное в создавшемся положении, однако его коробило от того, как легко употребляют они священное слово «уют». «Впрочем, — подумал он, — им, наверное, так же неприятно слышать наверху от пассажиров всякие неуместные словечки вроде „летать“, „в воздухе“, „последний“…»
Внутри, на расчищенном от снега пятачке, бегала по зачарованному кругу саламандра, шатер быстро нагревался. Лесин пристроил над огнем чайник. Поглядев на дымящего Сударого, тоже вынул трубку, похлопал себя по карманам:
— Ну вот, еще и кисет потерял. Не угостите табачком?
— С удовольствием.
Заскрипел снег, под полог вошел Варган, положил охапку веток. Поглядел на лесина, вытерпел обжигающий взгляд и ушел за новой порцией топлива.
— Вы уж извините за некрасивую сцену… — промолвил Согрич. — Ну и за все, конечно.
— Напротив, мы должны благодарить вас за то, что остались живы.
— Ничего бы этого не было, кабы не… ну да ладно.
— Что такое сильфозабор? — спросил Сударый.
— Это одно из главных заклинаний. В общем-то ковры в основном и летают за счет сильфов — духов, которые обитают в открытом воздухе. Ковер их притягивает и отталкивает, за счет этого возникает тяга. Собственную магическую энергию самолет при этом почти не использует, поэтому очень редко нуждается в подзарядке. Однако в скрепе порог сильфозабора приходится снижать, иначе ковры рано или поздно начнут работать враздрай. Возникает вибрация… ну это вы сами все видели. По правде, я должен был раньше сообразить, в чем дело, но ведь Варган — опытный ковролетчик…
Тот, о ком шла речь, опять зашел с охапкой веток.
— Послал бог напарничка, — проворчал Согрич, подбрасывая угощение уже теряющей силы саламандре. — Одно утешает: может, мне за тебя какой-нибудь грех простится.
Полулюд, и без того понурый, тяжко вздохнул и снова пошел по дрова.
— Мне и в голову прийти не могло, что он допустит такую нелепую ошибку, — продолжал лесин. — Вот потому и примета плохая — ковер из скрепа вынимать. Такая морока его потом опять зачаровывать — и какой ты ни будь разопытный летун, на какой-нибудь мелочи всегда срезаться можно.
Принеся еще одну охапку веток, разопытный летун Варган спросил у напарника:
— Чаю дашь или опять в ухо?
— Чего уж там, — неопределенно ответил Согрич, но чаю налил.
Полулюд сел греться у огня. Долго молчать у него, видно, не получалось в любой атмосфере.
— Вот что значит потерять амулет, — вздохнул он.
— Ковер из скрепа брал ты, а не твой карандаш, — напомнил ему Согрич.
— Верно говоришь. Но это отдельная статья — наверное, мне вообще нельзя с оптографами наверх подниматься. Видать, планида такая…
— Отчего вы так думаете? — насторожился Сударый.
— Ну так я же тогда как раз оптографа катал…
— Кривьена де Косье? — уточнил Непеняй Зазеркальевич. — А когда это было?
— Ну вот когда я ковер из скрепа-то взял. А было когда, говорите? Дайте вспомнить… Ну да, дней пять назад. Господин де Косье что-то такое придумал для ночной съемки, вот и просил покатать его над городом, панораму сделать хотел.
Сударый оглянулся на Переплета. Тот кивнул.
— А не доводилось вам пролетать над улицей Тихомировской?
— Да, считай, только над ней и летали.
— И, наверное, зависали над каким-нибудь домом?
— Да. А вы откуда знаете?
— Я ведь тоже оптограф, — помедлив, сказал Сударый. — И ночной съемкой интересуюсь. Вот и пытаюсь представить, как было дело. Наверное, зависли у самой трубы?
— Точно! Из-за нее-то и неприятность чуть не случилась. Я уж тогда не стал рассказывать, — пояснил он удивленно поднявшему брови Согричу. — Да и обошлось же все. Ну, в общем, не знаю, какая связь может быть у печной трубы с оптографией, только де Косье так возле нее и вился: хочу, говорит, чтобы она в кадр попала. Что-то там про планы, я ни слова не понял, только говорю ему: «Вы бы, сударь, поосторожнее, отойдите от края». А он: «Сейчас, сейчас…» И натурально чуть не сверзился в эту трубу!
— Вот гад! — вырвалось у Переплета.
Полулюд изумленно взглянул на него, но Сударый, не желая спешить с обвинениями, сказал раньше, чем домовой начал рассказывать ковролетчикам о призраке Ухокусае:
— Да, нехорошо поступил мсье де Косье. Мог бы хоть намекнуть о своем методе… А он, значит, решил использовать его втихомолку.
— А при чем тут все-таки труба? — спросил Варган.
— Да, занятно. Тем более если труба была прямо под ногами, то как же она могла попасть в кадр? — блеснув проницательностью, добавил Согрич. — Или он дом снимал? Вид сверху?
