Все сразу вскочили на ноги и гуськом, на цыпочках прошли в
кабинет. Стоящий на стремянке Антон повернулся к подошедшим ребятам, приложил
палец к губам и показал наверх. Там, под снятой панелью декоративной обшивки, в
верхнем углу стены поблескивал «жучок» подслушивающего устройства. Саша с
усмешкой взглянул на крайне озадаченного Пчелу. В ответ тот лишь развел руками
и молча сунул спустившемуся вниз Антону пачку зеленых банкнот.
На освободившуюся стремянку тут же поднялся Белов. Он
внимательно осмотрел устройство и вдруг с мальчишеским лукавством подмигнул
друзьям.
– А я вот думаю: может, ну к черту эти выборы?!.. – с
наигранной задумчивостью произнес он прямо в «жучок».
– Ты что, Сань, охренел?! – тут же подыграл ему Пчела.
– Ну а что, в натуре? – продолжал дурачиться Белов. – На
выборах ведь кто побеждает?.. Сильнейший! А кто у нас сильнейший?.. Во-ло-дя…
Космос и Пчела прыснули, а Белов легонько щелкнул ногтем по
блестящему кругляшу «жучка» и язвительно улыбнулся:
– Володенька! Кончай пакостить, слышишь?..
Глава 19
В Москве весь снег давно уже стаял, а здесь, в подмосковной
рощице, в низинках еще сохранились островки ноздреватого, голубовато-серого
весеннего снега. На фоне одного из них суетливый и словоохотливый фотограф
распорядился выкопать яму.
Пока двое хмурых рабочих ковыряли лопатами землю, Каверина
готовили к съемке. Его облачили в прорезиненный армейский комбинезон и военный
бушлат, обильно заляпанный грязью. После этого миловидная девушка-гримерша
принялась за его лицо. Володе приклеили недельную щетину, нарисовали синяки,
кровоподтеки и темные круги под глазами. Физиономия получилась жутковатая, но
фотограф, заправлявший всем на съемочной площадке, остался доволен.
– Хорошо, Юленька! – проблеял он на бегу. – Займись теперь
абреками, киска…
Чуть поодаль, у микроавтобуса стояли пятеро мужчин – в
зимних камуфляжных куртках, с зелеными повязками на головах и с автоматами в
руках. Другая девушка приклеивала им черные усы и бороды. Возле ямы расставляли
свою аппаратуру осветители, а фотограф беспрестанно метался от одной группы к
другой и всех поторапливал.
Сверху, с высушенного апрельским солнышком пригорка, за всей
этой суетой наблюдал подполковник Введенский. Вообще-то идея подготовить серию
снимков о страданиях Каверина в плену у чеченских боевиков принадлежала ему,
Введенскому. Он вполне резонно полагал, что публикация их в прессе добавила бы
его подопечному немало голосов сердобольных старушек-избирательниц.
И, тем не менее, такая низкопробная фальсификация была Игорю
Леонидовичу не по душе. Мышиная возня внизу была ему отвратительна, впрочем,
лицо его оставалось абсолютно беспристрастным.
Фотограф тем временем начал выстраивать мизансцену –
расставил бородачей с автоматами по периметру ямы и с подобострастием
препроводил туда главного героя – Каверина. Кандидат в думское кресло с
недовольным видом спустился в яму, но оказалось, что ее края едва достают ему
до пояса. Этого, безусловно, было мало.
– Идиоты! – напустился на угрюмых землекопов фотограф. – Я
же говорил: по грудь надо! Это что, по-вашему, – грудь? – он не глядя ткнул
пальцем в сторону ворочавшегося в яме Каверина, оказалось – точнехонько в его
оттопыренное мягкое место.
– Так это… Вода же там… – оправдывались рабочие. – Как он в
воде-то?..
Яма действительно была подтоплена талой водой. У Каверина,
обутого лишь в туфли и резиновые бахилы, стали замерзать ноги.
– Послушайте, как вас там!.. – раздраженно окликнул он
фотографа. – Давайте скорее, я же здесь окоченею!
Тот сразу забыл о землекопах и кинулся к клиенту.
– Владимир Евгеньевич! – затараторил он, в отчаянии
заламывая руки. – Так снимать невозможно! Понимаете, очень неудачный ракурс, да
и общая композиция… Владимир Евгеньевич, вам надо опуститься ниже… А что если
встать на колени?! – вдруг осенило его.
– Что?! – возмутился Каверин.
– Всего на одну минуту, Владимир Евгеньевич, на одну только
минуточку! – взмолился фотограф.
Володя скривил разрисованное гримом лицо и нехотя
согласился:
– Ладно, только быстро… И коньяку приготовьте!
Опершись руками о края ямы, Каверин опустился на колени.
Фотограф метнулся к штативу, припал к камере и заверещал:
– Владимир Евгеньич, протез спрячьте вниз – вы же еще с
рукой! И взгляд, пожалуйста, жестче и мужественней. Как у Брюса Уиллиса в
«Твердом орешке». Вот так!.. Отлично!.. Абреки, больше жестокости! Дайте
звериный оскал!.. Автоматы ближе!.. Так!
Один из бородачей с ухмылкой приставил к голове Каверина
ствол автомата. «Узник», уставившись на него снизу вверх, сделал
благородно-несгибаемое лицо. Одна за другой засверкали фотовспышки.
– Есть!.. Отлично! Снято! – радостно воскликнул фотограф.
Бородач тут же убрал автомат, протянул Каверину руку и
вытащил его из ямы.
– Фу, замерз, черт, – раздраженно пробормотал «узник».
– Ничего, Владимир Евгеньевич, сейчас коньячку!.. – фотограф
энергично замахал кому-то рукой и, извинившись, убежал.
Осветители принялись шустро сматывать шнуры и раскладывать
аппаратуру по кофрам. Абреки, переговариваясь и отклеивая на ходу фальшивые
бороды, направились к автобусу.
К Каверину подлетела девушка-гримерша с пластиковым
стаканчиком коньяка. После того как Володя залпом проглотил коньяк, она стала
снимать грим. Через четверть часа умытый и благоухающий Каверин поднялся к
поджидавшему его у машины Введенскому.
– Чуть не околел, блин! – пожаловался Володя.
Игорь Леонидович сочувственно кивнул и протянул ему
несколько листов машинописного текста.
– Владимир Евгеньевич, вот ваша героическая биография.
Выучите, как «Отче наш».
Неспешно шагая к машине, Каверин рассеянно пробежал глазами
по тексту.
– В принципе, это реальная история одного офицера-вэвэшника,
– пояснил Игорь Леонидович. – В январе он попал в плен под Курчалоем, потом его
расстреляли.
– Курчалой? – оживился Каверин. – Я там на свадьбе гулял. У
меня друзья там.
– Никаких свадеб, – категорично покачал головой Введенский.
– Вы там сидели в яме. Забудьте о друзьях. Не упоминайте название их тейпов. И
вообще, без нужды не детализируйте.
