– Спасибо, понятно, Александр Николаевич, – ведущий едва
взглянул на Белова и повернулся к Каверину. – Владимир Евгеньевич, ваш первый
вопрос.
Каверин нахмурил свои белесые брови и, глядя поверх Сашиной
головы, несколько надменно спросил:
– Вот вы проповедуете идеи социальной справедливости и
равенства. Скажите, а как это согласуется с вашей… с вашей, с позволения
сказать, коммерческой деятельностью?
На какое-то мгновение Саша растерялся. Но вовсе не из-за
того, что не знал что говорить. Просто он не мог решить – кому ему отвечать.
Смотреть в постную рожу Каверина у него не было ни малейшего желания, а
определить работающую в данный момент камеру он не мог. В итоге он повернулся к
ведущему и довольно бойко начал говорить:
– За последнее десятилетие в нашей жизни многое изменилось.
Мы живем в новом, демократическом обществе, в котором все зависит от тебя
самого. Но нельзя забывать, что есть люди, которые умеют зарабатывать деньги, и
есть те, кто не умеет. Я считаю, что государство не должно мешать первым и
обеспечивать достойный уровень заработка вторым. Еще могу добавить, что мой
Фонд построил две церкви – от фундамента до крестов – и полностью финансирует
три благотворительные программы. Кроме этого, мы оказываем спонсорскую помощь
нашим спортсменам, занимаемся вопросами организации отдыха для малоимущих семей
и…
– Хорошо-хорошо, спасибо, Александр Николаевич! – остановил
его ведущий программы. – Это все, конечно, очень интересно, но, мне кажется,
уводит нас от главной темы. Теперь ваш вопрос, прошу…
Саша перевел глаза на Каверина. Тот встретил его взгляд
снисходительной полуулыбкой. «Сука…» – подумал Белов. Он начал нервничать – ему
не нравилось поведение ведущего, а главное – Саша был недоволен собой, своим
первым ответом, каким-то суетливым и многословным, словно он в чем-то
оправдывался…
– У меня к Владимиру Евгеньевичу личный вопрос, – твердо,
даже, пожалуй, жестко произнес Белов. – Скажите, по какой причине вы покинули
службу в органах?
– Хороший вопрос, – важно кивнул Каверин. – Да, за восемь
лет службы в милиции мне удалось сделать немало, но, к сожалению, не все, что
хотелось бы. Остались на свободе и даже, как видим, процветают те, кто должен
сидеть за решеткой.
– Вы не ответили на мой вопрос, – упрямо покачал головой
Белов. – Из-за чего вы ушли со службы, уважаемый? И как у вас лично обстоят
отношения с законом?
– Ну уж если мой оппонент завел речь о законе, – театрально
развел руками Каверин, – то пусть расскажет о той стороне его деятельности,
которая, мягко говоря, не согласуется ни с гражданским, ни с уголовным правом.
Белова было уже не остановить, он завелся и наступал, давил,
пер напролом:
– Я готов поделиться с вами, – нервно прищурившись, отвечал
Саша, – но только в обмен на информацию, например, о том, как вы оказались в
Чечне и на чьей стороне принимали участие в боевых действиях?!..
Ведущий видел, что обстановка в студии накаляется и
неумолимо выходит из-под его контроля. Он навалился на стол между спорящими и
успокаивающе поднял руки.
– Господа, господа, прошу соблюдать корректный тон диалога!
– взмолился он.
Соперники замолчали. На мгновение в студии повисла
напряженная тишина. После крохотной паузы ведущий кивнул Каверину.
– В отличие от господина Белова, я готов аргументировать каждое
свое слово, – ледяным голосом отчеканил Каверин. – Я утверждаю, что он
возглавляет организованное преступное сообщество, члены которого в данный
момент находятся здесь, в студии. Сам господин Белов в свое время находился под
следствием по обвинению в убийстве, но совершенно случайно сумел ускользнуть от
правосудия.
Белов усмехнулся:
– Я хочу пояснить вам, Максим, и всем телезрителям, что
сейчас господин Каверин цитирует свою листовку – «Братва рвется к власти», да?
– которую, кстати, они сами же с целью провокации выкрали и сожгли!
Каверин демонстративно рассмеялся, снова развел руками и,
поигрывая желваками на скулах, спросил:
– Максим, позвольте мне в качестве следующего вопроса
продемонстрировать избирателям небольшой видеоряд, который снимет все неясности
в отношении моего оппонента.
– Да, пожалуйста, это не противоречит нашему регламенту, –
поспешно согласился ведущий. Похоже, он был предупрежден о видеозаписи.
«Ну вот я тебя и расколол, Володенька! – подумал вмиг
ставший совершенно спокойным Белов. – Теперь главное, чтобы Антоха не
подкачал…»
Наверху, в аппаратной, режиссер быстро скомандовал:
– Лена, заставку.
Девушка за пультом тут же что-то переключила, и внизу, на
студийном мониторе появилась эмблема Центризбиркома.
– Кассету давайте, – протянула руку она. Вадим шагнул
вперед, торопливо вынул из футляра кассету и передал ее девушке.
– Хиросима!.. – ехидно подмигнул он невозмутимым Гудвинам.
Вставив кассету, девушка нажала кнопку «Play». На ее рабочем
мониторе появились смеющиеся Фил, Космос и Белов. Она остановила запись и
кивнула режиссеру:
– Готово.
Тот наклонился к микрофону.
– Внимание, включаю запись, – прогремел в студии его голос.
Торжествующе взглянув на Сашу, Каверин повернулся к
студийному монитору. Заставка Центризбиркома исчезла и…
На экране монитора лысый гробовщик почтительно склонился над
рукой надменного Дона Корлеоне в исполнении Марлона Брандо.
– Прошу вас, станьте моим другом, дон, – раздался в студии
гнусавый голос переводчика-синхрониста.
В телестудии раздались неуверенные смешки. Победная улыбка
медленно сползла с лица Каверина, он ровным счетом ничего не понимал. Саша,
напротив, улыбался с самым что ни на есть довольным видом. Операторы побросали
камеры и с веселым недоумением смотрели «Крестного отца». Один повернулся к
другому и покрутил пальцем у виска.
В аппаратной подскочивший к пульту режиссер, вытаращив
глаза, вопил на несчастную девчушку:
– Ленка, едрена мать, что там у тебя?!..
С другой стороны на нее с остервенением орал Вадим:
– Быстро выключай, дура! Обалдела?!
Чуть не плача, совершенно растерявшаяся девушка нажимала то
на одни, то на другие кнопки. У нее на рабочем мониторе вовсю шла драка с
участием Фила, Космоса и сидящего внизу Белова.
