– Казбесы это. Ты что, совсем новости не смотришь? Скоро и у тебя свой будет.
– Сдался он мне! Нет уж, спасибо!
Если такие существа появились в мире, то, может, администрировать Генератор в лесу, подальше от всех, не такая уж и плохая работа.
Существа были мужского пола, они чем-то походили на человека, только морды были по-волчьи вытянуты, а изо лба торчали два небольших костных нароста. Их тела хаотичными пучками покрывала шерсть, кожа блестела от смердящей прозрачной слизи. Одна нога казбеса походила на человеческую ногу, вторая – на козлиную, что придавало неуклюжесть движениям его тела. Когда существа проходили мимо, одно из них заметило меня и застыло, впившись взглядом. Процессия остановилась.
Внезапно словно что-то щелкнуло у меня в голове. Мне показалось, что в один миг из моей памяти стерли всю информацию и тут же загрузили новую, вроде и схожую с прежней, но все же с едва заметными различиями: например, с наличием в мире таких существ, как казбесы. И пока эта новая информация заполняет пустоту, приспосабливается к местному рельефу, я испытываю понятное неудобство…
Кто-то подошел и прикрикнул на существо, и оно тут же словно вышло из оцепенения. Похоронная процессия двинулась за казбесами и гробом, Станислав Валентинович положил руку мне на плечо, жестом приглашая за остальными. Хоть в голове и творился бардак, я заметил, что Амеба с нами не пошел, к нему подошли двое крепких ребят, он оперся на их плечи, и они направились к выходу. Я же с остальными пошел в противоположную сторону. Минут пять мы молча шли по широкой дороге, разделяющей кладбище на две половины, потом свернули налево, прошли шесть могил, на месте седьмой была выкопана яма, куда и опустили Гену. Отдельно от остальной процессии маленьким звеном стояли несколько женщин и мужчин – было очевидно, что для них, единственных, этот момент был наполнен искренним страданием, видимо, это близкие Гены, его семья.
Единственное, о чем думал я, когда его закапывали, – как же трудно могильщикам копать землю в мороз. Еще меня интересовало, пользовались ли они отбойными молотками, чтобы разрыхлить замерзшую землю.
Могилу засыпали. Землю, вытесненную объемом гроба, сложили над Геной аккуратной кучкой, выделяя место захоронения. Начали возлагать цветы. Первым пошло то маленькое звено из близких – женщины плакали, у мужчин были каменные выражения лиц, некоторые говорили речь. Затем Станислав Валентинович кивком показал, что пришла моя очередь. Процессия ждала.
Из-за нехватки места мы со Станиславом Валентиновичем и еще с несколькими товарищами стояли у могилы номер шесть – чтобы сократить расстояние и меньше проталкиваться через толпу, я решил пройти напрямую, просто перешагнув через надгробие. Сделав шаг через могилу, я поскользнулся, и с размаху упал на спину. По толпе прошел шепот, я постарался не обращать на это внимания, поднялся, отряхнулся, взял упавший венок и в этот раз дошел до Гениной могилы. Положил венок в изножье, чтобы отогреть руки, подышал на пальцы… Публика ждала моего выступления.
– Геннадий… – Я сделал паузу, но не для придания драматичности речи. Просто удивился, что голос хрипит, из-за этого сбился с мысли и напрочь забыл, как там было Генино отчество. – Гена, – продолжил я, – Гена был… – «Ну и каким он был? Ты разговаривал с ним всего два раза, и оба раза он тебе показался сумасшедшим», – …человеком особым, экстравагантным. Он придавал некий колорит нашей компании. Он… – Я вновь замолчал, стараясь подобрать хоть какие-то слова. На публику я не смотрел, взгляд держал на макушке сосны, боялся, что не выдержу чьего-нибудь укора во взгляде. – Он свято верил в успех нашего общего дела. Отдавал себя всего во благо корпорации, и не только корпорации, помню, как Геннадий мне говорил, что его целью является спасение всего человечества. – Я понял, что несу полную чушь, и решил заканчивать. – Покойся с пухом! Прощай!
Все так же, не смотря на толпу, я вернулся на свое место к Станиславу Валентиновичу. Щеки пылали от стыда, я чувствовал, что речь провалил, а концовка была уже моим «контрольным выстрелом». Станислав Валентинович кивнул мне, и мы отправились к выходу, не дожидаясь окончания церемонии.
– Ужасная речь у меня получилась? – спросил я у него, когда мы сели в машину.
– Да, – ответил он коротко.
До столицы мы ехали молча, даже без музыки, словно этим отдавали почтение погибшему. Только когда джип остановился у моего подъезда, я решился спросить:
– Что творится с миром?
– В смысле? – Он очень внимательно на меня посмотрел.
– Я имею в виду тараканов, выедающих человеческие мозги; казбесов – странных существ; «скоро и у тебя такой будет»; непонятно что генерирующий Генератор на лесной опушке… Так же не должно быть, мир вроде бы не так устроен, или я не прав?
Он очень долго молчал, что-то обдумывал. Водил руками по рулю, смотрел куда-то вдаль.
– Прав, – наконец сказал он. – И я боюсь, что это только начало.
– Это как-то связано со мной? Мне почему-то кажется, что я ключевое звено всего этого, или у меня, как у Гены, психическое отклонение, мания величия?
– Не только… Не только с тобой связано. Но ты прав, как ни печально, ты играешь одну из главных ролей.
– Скажи. – Я понизил голос почти до шепота. – Из этого всего я вылезу невредимым? Останусь живым?
Он ничего не ответил, просто опять уставился куда-то вдаль.
– Понятно. – Я вышел из машины и захлопнул дверь.
До подъезда я доплелся на ватных ногах. Как поднимался до квартиры, я не помню. Опомнился я оттого, что меня снова и снова рвало в раковину. Я сбросил всю свою одежду и залез под холодный душ. Стоял там до тех пор, пока мог выдержать. Потом, уже посиневший от холода, я обернулся в полотенце и пошел на кухню – вдруг вспомнил, что с самого утра во рту не было маковой росинки, и хотя есть мне не хотелось, но помирать от голода было бы слишком глупым поражением. Вот только поражением перед кем?
Я открыл холодильник, оценивая свои запасы, прикинул, что из всего этого можно быстро сготовить, достал бутылку пива и пошел в комнату, чтобы поставить музыку – тишина угнетала.
* * *
Казбесы… Тараканы-людоеды… Кубик, вызывающий у меня зависимость… «И я боюсь, это только начало», – сказал Станислав Валентинович. Может, пока не поздно, всадить себе пулю в висок? А что – сходить в тир, взять пистолет пострелять по мишеням, два выстрела в цель – ведь я никогда не пользовался оружием. Пусть последним воспоминанием будет новый опыт, а третья пуля вынесет мне мозги. Пока не поздно. Или уже слишком поздно?..
В комнате в моем кресле сидел Гена. Тот самый Геннадий, в честь которого я сегодня произносил похоронную речь. Зимой рано смеркается, в темноте я не мог хорошо рассмотреть его лицо, но это был Гена – в этом я точно уверен. Одет он был, как всегда одевался на корпоративы, – коричневый пиджак, мятая рубашка непонятного цвета, без галстука…
– Самоубийство, говоришь? Аккуратней с этим, а то накликаешь на себя беду, – заговорил Гена, и это был его голос. Правда, речь была куда медленнее и надменнее, чем при жизни. – Про пулю вот, ты себе уже накликал. – Гена громко засмеялся, и мне показалось, что он захлебывается своим смехом.
