– Вот как?
– Давай все же считать, что немаленькое наследство тебя к чему-то обязывает. – Гена старался повысить голос, но получилось у него просто сопение. – Просьба-то не такая уж обременительная.
– Я тебя внимательно слушаю. – Мне стало немного стыдно перед покойником.
– Казбесы. Меня хотят пустить на корм этим отвратительным созданиям. Я тебя заклинаю, не дай этому случиться! Повторяю, ты мне обязан! К тому же ты непосредственно причастен к их появлению. – Гена заерзал в кресле, и я машинально подумал, останутся ли на нем следы его пребывания?
– А разве тебе уже не все равно? – удивился я.
– Как видишь… – Он грустно опустил глаза. – Хоть ты уже почти добрался до последней стадии, и мир близится к своему завершению…
– Что ты об этом знаешь?
– Скоро ты сам все поймешь.
Гена громко рассмеялся, и его нижняя челюсть неестественно вывалилась:
– Седьмое августа – запомни дату, – сказал он, вправляя челюсть. – А мне пора, не подведи, надеюсь на тебя.
После этих слов Гена рассыпался прахом, который тут же смело сильным порывом ветра из открытого окна, хоть погода с утра была жаркая и тихая.
Меня посетил запоздалый мандраж, находиться в одиночестве в квартире не было ни малейшего желания, поэтому я сменил футболку на белую льняную рубашку, переодел шорты на белые льняные штаны, обул белые мокасины и вышел на улицу.
Было почти непреодолимое желание набрать Любин номер, но я заставил себя сдержаться. Подумал было позвонить Егору, но стало страшно увидеть тот его новый взгляд – аномалий для меня сегодня было уже больше чем достаточно…
Я набрал Станислава Валентиновича.
– Слушаю тебя.
– Если бы ты узнал, что в тебя уже давно вселился бес и все твои действия повинуются его голосу, ты бы обратился к экзорцисту?
– Что-то я тебя не понял… Ты что, опять пьяный?
– А я бы не обратился – стало бы страшно, что без этого беса я потеряю часть себя. Не очень хочется растеряться по частям, знаешь ли…
– Ну и?
– Не сильно занят?
– Как раз сильно. Что ты хотел?
– А скоро освободишься?
– Через пару часов, – ответил он после длительного молчания.
– Корпоратив сегодня будет?
– Разумеется.
– Не подбросишь меня до кладбища? Заодно и пригласительный завезешь…
– Договорились. Я позвоню. – Он повесил трубку.
Он явно не мечтал поработать моим личным шофером, ну что же поделать – раз уж я звезда его шоу… Иногда приятно побыть немного капризным.
Убивать эту пару часов я направился в «сердечную» забегаловку, адрес которой я выслал Станиславу Валентиновичу смс-кой.
Когда он подъехал, я как раз допивал кружку пива. Я залез в его джип, и меня обдало прохладой кондиционера.
– Что у тебя с лицом? – спросил он недовольно, как только меня увидел.
– Не одного тебя я раздражаю, – отмахнулся я.
На Станиславе Валентиновиче был легкий коричневый костюм, под пиджаком розовая рубашка с расстегнутым воротом – непривычная для него небрежность удивляла. Я оглянулся на заднее сидение в поисках шляпы и, разумеется, обнаружил там коричневого цвета широкополую, обвязанную черной лентой, но в глаза мне бросилась не она – на сидении лежал небольшой сверток, обмотанный газетной бумагой.
– Так и не развернул мой подарок… – задумчиво отметил я, включая стереосистему.
– Зачем разворачивать, – сказал он, не отводя взгляда от дороги, – там наверняка что-то, что окажется для меня бесполезным, а так у меня останется воспоминание именно о подарке.
– Какая-то логика в этом есть, наверное.
Дальше до самого кладбища мы молчали.
– Что тебе здесь нужно? – поинтересовался Станислав Валентинович, уже паркуясь.
– Скорее всего, твоя помощь. Случайно не помнишь, где был похоронен Геннадий? Не проведешь? А то я что-то запамятовал.
Станислав Валентинович недовольно махнул головой, пробубнил что-то непонятное, но все же пошел в глубь кладбища. Я поспешил следом.
Что-то невообразимое творилось на территории: кладбище больше напоминало стройплощадку, где только начали готовить котлован под громадный торговый центр. Кругом работали бульдозеры, рабочие в масках грузили раскопанные гробы в грузовики. Запах стоял невыносимый. Чтобы хоть как-то спастись, я прикрыл лицо носовым платком. Станислав Валентинович держался невозмутимо.
– Что здесь происходит? – Я был в некотором шоке от увиденного.
– Плата за использование в быту незаменимого помощника, казбеса, – добыча корма зверюшкам.
– Отвратительно. Геннадий просил сделать для него исключение.
– Понятно, – кивнул Станислав Валентинович. – Но боюсь, мы пришли уже слишком поздно.
Но все же могила Гены уцелела – рабочие копали за семь рядов до нее.
– Пришли. Дальше-то что? – Станислав Валентинович был очень недоволен. – Выкопаешь труп и убежишь с ним в лес?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Ты же наверняка специалист по решению таких проблем, помоги мне, пожалуйста.
Станислав Валентинович выругался себе под нос и повернул назад:
– С этого и надо было начинать… А то: «Проведи меня до могилы»… Ты бы еще цветочки взял положить, честное слово.
Почти у самого выхода Станислав Валентинович свернул с основной дороги, прошел за часовню и вошел в двери небольшой, обветшалой избушки. В избушке у единственного окна за массивным столом сидел худой, сухой старикашка в очках с толстыми линзами, которые были прикручены к его ушам толстой резинкой. Старикашка курил, и я про себя подумал, что каждая выкуренная сигарета отнимает от его веса драгоценные для него граммы.
– Крылов Геннадий Львович, похоронен на вашем кладбище, – властным голосом с порога сообщил Станислав Валентинович.
– Всяко может быть, – спокойно ответил старикашка.
Он плюнул себе в ладонь и потушил об нее сигарету.
Поднялся и прошел мимо Станислава Валентиновича к урне, которая стояла слева от входа.
– Всяко может быть, вам-то что? – Старикашка стал почти вплотную к Станиславу Валентиновичу.
– Он не должен отправиться на переработку!
– Эх, знаешь, сколько вас, таких умников, ко мне приходит. Вас послушать, так казбесы травкой должны питаться. – Старикашка вернулся на свое место, открыл какую-то тетрадь и стал в ней что-то писать, полностью нас игнорируя.
– Мне плевать, сколько приходит. – Станислав Валентинович подошел к столу, достал из внутреннего кармана пиджака и протянул старикашке какую-то корочку. – Крылов Геннадий Львович на корм пойти никак не может.
