— Ты меня не слушаешь! Ты пялишься на эти дебильные сиськи!
Все женщины одинаковы… Что в банках, что в элитных районах.
— Слушаю. Внимательнейшим образом. Ты только что говорила, что стремительное социальное расслоение, происходящее в однородных поначалу банках, свидетельствует о… И тут ты сбилась с мысли, когда вон у того юноши свалился его набедренный галстук… А затем продолжила уже про меня и сиськи.
— Так вот, я хотела сказать… на чем я остановилась?
— Не надо продолжать мысль. Я примерно понял твой антиэгалитарный довод… Меня он не убеждает. Могу объяснить, почему.
— Антиэгалитарный… ты раньше не знал таких слов.
— А кто заставлял меня читать книжки? Кто занимался сексуальным шантажом: лучшая прелюдия — прочесть две главы из Гамсуна? Приохотила… А потом появилось много времени для чтения. Сидишь, к примеру, безвылазно, дожидаясь, пока новую физиономию разбинтуют и можно будет на люди показаться, — чем еще заняться?
…Ужин двигался к десерту, пионерское шоу — к финалу. Судя по всему, должен он был пройти под ту же песню, с какой началось представление — под «Взвейтесь кострами, синие ночи», но переаранжированную почти до неузнаваемости. В качестве апофеоза, предположил Егор, пионеры и пионерки лишатся последних пионерских галстуков, уцелевших лишь на их бедрах… Унылый у вас креатив, господа. Предсказуемый.
— Что мы будем пить на десерт?
— Кофе. Мои вкусы не изменились.
— А из десертных вин?
— Может, хватит? Ты все-таки за рулем…
— Не бери в голову. Ну остановят, дам автограф и поеду дальше, можно подумать…
После слов «не бери в голову» Егор ее уже не слышал. И не потому, что отвлекся на апофеоз шоу. Хотя и апофеоз свою роль сыграл — в зале стало значительно темнее, очевидно, раскрытие Главной Пионерской Тайны сопровождалось светотехническими эффектами, а то и пиротехническими.
По полутемному залу закружились метелью крошечные разноцветные световые пятнышки. Одно из них привлекло внимание Егора размером и окраской. А еще тем, что пятнышко двигалось вразнобой с остальными. В ином направлении и с иной скоростью. Сползло со скатерти, поднялось на блузку.
В следующий миг одновременно произошло множество событий.
Их стол опрокинулся.
Пионеры и пионерки синхронными движениями сдернули с чресл галстуки.
Егор нырнул вперед, опрокидывая Юлю.
Публика заорала в восторге, зааплодировала.
На сцене громко взорвалось-выстрелило нечто пиротехническое, выбросив вверх огненные фонтаны.
Дико заорала сидевшая за соседним столом женщина, и восторг в ее вопле напрочь отсутствовал.
И все это за какой-то миг. Шоу закончилось эффектно.
Миг прошел. Бедлам продолжился. Левые от сцены столики по-прежнему приветствовали артистов, справа набирал обороты скандал. Женщина продолжала вопить, явно от боли. В дуэте с ней выступал утробный мужской рев. В качестве бэк-вокала раздавались другие крики, менее громкие, но тоже не восторженные. Возмущенные. Кто-то матерился. Кто-то звал полицию.
И, перекрывая всю какофонию, откуда-то сверху грянул выстрел. Уже второй, первый заглушила пиротехника.
Егор на кутерьму не отвлекался. Он несся по залу, низко пригнувшись. И тащил за собой Юлю. Той поневоле приходилось быстро переставлять ноги, чтобы не упасть. Потом она все-таки не устояла — от неожиданного и резкого рывка Егора. Упасть он ей не позволил, подхватил у самого пола.
Как раз в этот момент грохнул второй выстрел. Один из прожекторов рампы разлетелся.
— Ниже! Не высовывайся! — рявкнул Егор.
Она не поняла, потом сообразила, пригнулась — и вновь превратилась в волочащийся груз.
Они выскочили в коридор. Навстречу четверо — плечистые, богатырского роста. Все одеты в цивильные костюмы, выглядящие как униформа. Лица встревоженные, недоуменные.
— Стрельба в зале! Женщина ранена! — отрывисто крикнул им Егор, не дожидаясь вопросов. — Из зала никого не выпускать! Перекрыть служебные выходы! Полицию и «скорую»!
Трое потопали дальше, а четвертый задержался. Уставился на них, пытаясь понять, кто это тут раскомандовался. Не понял и стал уточнять, весьма недружелюбно:
— А ты кто та…
— Управление! Четвертый отдел! — отчеканил Егор, не дожидаясь конца вопроса.
Небрежным и привычным жестом он потянулся к внутреннему карману. Детина расслабился — и тут же согнулся пополам, словно отвешивая земной поклон дорогому гостю из Управления. Затем стал заваливаться набок.
Егор потянул Юлю дальше, но у нее наконец прорезался голос. Правда, не совсем тот, что привыкла слушать постоянная аудитория программы «Наша эра» — в среду в двадцать тридцать, в субботу в семнадцать ноль-ноль.
— Ты дебил?! — взвизгнула она упираясь, тормозя движение. — Что творишь?! Здесь приличное место! Зачем…
— Заткнись, — перебил Егор.
Говорил он без крика, но прозвучало это очень страшно. Она замолчала. И перестала упираться. Он продолжил:
— Там, в зале, баба словила пулю. А должна была словить ты. Теперь молчи. Все разговоры потом. Когда выберемся. Если выберемся. Молчи, сбавь шаг и улыбайся.
Она шагала, она молчала, она улыбалась (хотелось бы взглянуть потом на эту улыбку). В холле он усадил ее на диванчик, метнулся куда-то. Вернулся быстро, через считаные секунды. Ей показалось, что прошла вечность. За вечность она успела понять, что произошло. Да, там стреляли. Да, стреляли в нее — недаром же прожектор разлетелся над головой, осыпав стеклянной крошкой. Или не в нее. В него. Или в них обоих. Но стреляли всерьез, без дураков. Настоящими пулями. Способными убить. Его жестокий и кошмарный мир ворвался следом за ним. А она идиотка.
На констатации этого факта вечность закончилась. Появился Егор, вновь потянул за собой.
— Выходим на парковку. Держись рядом и мгновенно выполняй любую команду.
— Ключи… — безжизненно произнесла она. — В сумочке, в зале…
— Плевать. На твоей нельзя… Потом заберешь и ключи, и тачку.
На улице уже стемнело. Парковка выглядела зловещей. Погасшие фары машин уставились, как глаза оцепеневших чудовищ. Оцепеневших, но готовых в любой момент ожить и растерзать. Казалось, что в какой-то из машин сейчас опустится стекло или распахнется дверца, высунется черный хищный ствол, и…
— Забейся за колонну и не отсвечивай. Я сейчас вернусь.
Он быстро, почти переходя на бег, пошел вокруг здания, к главному входу. Юля разглядела в его руке не то кепку, не то фуражку, вяло удивилась: когда и у кого, а главное, зачем успел умыкнуть? И выполнила команду — укрылась за колонной от немигающих взглядов фар.
На парковку вкатила машина, развернулась. «Бугатти». Она вздохнула. Нормальные люди. На нормальной машине. Из нормального мира. А она… Ей захотелось вернуться в зал ресторана. И убедиться: там все в порядке. Кошмар рассеялся. Мир остался прежним и прочным.
