Он посмотрел на часы и затем в окно. Ночь пролетела в одно
мгновение. Уже светало. День обещал быть столь же дождливым, как и вчерашний. А
Вадика, похоже, развезло окончательно.
– Куда? Что? Глаза… Не понимаю… – Язык у Вадика заплетался,
а глаза, похоже, слипались. – Я скоро… Я сейчас… – Вадик завалился набок и, с
трудом подтянув на диван ноги, почти мгновенно уснул.
И только негромко причмокивал губами – словно ребенок. Спи
спокойно, дорогой товарищ!
Макс склонился над ним и посмотрел в лицо. Кивнув каким-то
своим мыслям, он подошел к «духовке» и выключил газ. Огонь метнулся по
металлической решетке и погас. Подождав минуту, Макс вновь включил газ,
повернув рычажок в положение «максимум». Осмотревшись в последний раз, он
выключил газ и тихо вышел из дома.
Ему было не по себе. Все-таки, как бывший спецназовец, он
привык решать вопросы проверенными средствами, кардинальными. Как то: пуля,
нож, удавка. В крайнем случае и руки не из задницы растут. А тут этакие женские
штучки со снотворным и прочей дешевой романтикой. Тьфу! Прямо гадюка в сиропе.
Но в Москве ему было дано четкое указание не светиться и не оставлять следов.
Потому что в Голландии предстояло еще работать и работать.
Паром отошел уже метров на триста, когда Макс вновь взглянул
на часы. Они показывали без одной минуты восемь.
На верхней палубе он был в полном одиночестве. Поэтому никто
из немногочисленных пассажиров не увидел огненной вспышки, охватившей один из
домиков на краю поселка. Хлопок взрыва прозвучал не громче выстрела из духового
ружья.
Молочник не подвел. Он, как всегда, пришел вовремя.
Часть 2
Волки и овцы
Глава 15
С террасы ресторанчика «Августин», расположенного на самой
вершине горы Леопольдсберг, открывался роскошный вид на всю Вену и на Дунай.
Ранней весной Дунай был неспокоен. Наверное, воображал себя могучей сибирской
рекой.
Весь центр Вены лежал как на ладони. Но собравшимся здесь
сегодня не было дело до туристских красот. Да и природа их волновала менее
всего.
Сегодня «Августин» был закрыт для обычных посетителей. И за
съездом гостей наблюдали лишь официанты, впрочем, делавшие вид, что все
происходящее абсолютно в порядке вещей.
Примерно за час до назначенного времени, а именно с трех
часов по полудни, к автостоянке ресторана прибыло несколько тяжелых джипов.
Люди, приехавшие на них, были явно знакомы между собой. Но, тем не менее,
держались обособленно, тремя отдельными группами. Когда подтянулись все, от
каждой группы отделилось по одному человеку, видимо, старшему, которые что-то
обсудили между собой. После чего каждый отдал команду своим людям.
Крепкие парни, похоже, принадлежали к двум этническим типам:
славянскому и южно-европейскому. Славян было побольше. Если бы за происходящим
наблюдал кто-то посторонний, он мог бы подумать, что готовится какая-то
полицейская операция. Или встреча кого-то типа президентов. Ибо парни после
команды старших мгновенно рассыпались вокруг, заняв каждый свою позицию на
склонах Леопольдсберга. Теперь даже мышь не смогла бы прошмыгнуть незамеченной
к «Августину». Что и говорить, встреча была подготовлена на чрезвычайно высоком
уровне.
Без пяти четыре к ресторанному подъезду вырулил
бронированный «мерседес» в сопровождении той же породы черного джипа.
Передняя дверца распахнулась. Оттуда выскочил плотный крепыш
с бритой головой. Поправив вылезшую из штанов клетчатую байковую рубашку,
крепыш распахнул дверцу и замер в ожидании главного пассажира. Выдержав паузу,
он появился. Он был весь в черном. Траурный стиль нарушал лишь ярко-красный
галстук с блестками. Темные волосы были зачесаны назад на манер
латиноамериканского мачо. На вид ему было лет тридцать пять, и его можно было
бы даже назвать красавцем, если бы не смешно торчавшие в стороны огромные уши.
Портил красивое лицо и нервный тик, с неприятной регулярностью заставлявший
подмигивать правый глаз.
Это был крупный русский бизнесмен Глеб Куделин, в
определенных кругах более известный как Куделя. Выйдя на свободу в 1988 году из
Сыктывкарской зоны строгого режима, Куделя резко набрал обороты и стал одним из
пионеров серьезного игорного бизнеса в СССР.
На сегодняшний день ему принадлежало несколько казино в
Баден-Бадене, Монте-Карло и на Лазурном Побережье. В кругу «коллег», правда,
только за глаза, его называли Куделя-Бешеный за крутой нрав и непредсказуемость
поступков. Однажды он в Биаррице поставил на уши всю обслугу роскошного отеля
«Палас», пригласив на обед всех проституток этого славного приморского города.
Когда его пытались урезонить, он не стал пугать дирекцию отеля, что съедет из
президентского номера, а просто на глазах директора начал бить дорогущий
сербский сервиз. Этот сервиз использовался обычно при сервировке обедов с
участием титулованных особ. В общем, это была фигура неоднозначная.
За Куделей из черного «мерса» появился белокурый красавец в
светлом спортивном пиджаке. Последним вылез субтильный юноша в очках. Не то
референт, не то переводчик.
Главным пассажиром прибывшего следом золотистого «бентли»
был невысокого роста человек с залысинами, одетый в мешковатый темно-серый в
мелкую полоску костюм. Его добродушное лицо излучало довольство и покой. И
только иногда, при необходимости, близко посаженные светлые глазки делали трюк
– сдвигались к переносице. И тогда это доброе лицо превращалось в маску вепря.
Хитрого, злого, коварного.
Добрый вепрь по кличке Кирпич, в миру Петр Семенович
Панарин, 54 лет, русский, трижды судимый, был коронованным вором в законе уже
добрых восемнадцать лет. То, что в своей среде он являлся человеком более чем
уважаемым, говорил тот факт, что воровское сообщество бывшего СССР назначило
его на очень высокую должность – смотрящего по Европе.
Погоняло «Кирпич» он получил в ранней своей харьковской
юности. Свои первые денежки он имел от очень своеобразного и вполне невинного
бизнеса. Где-нибудь в темном переулке Петя с приятелями подходили к прилично
одетому мужичку и предлагали купить кирпич. Самый настоящий. Красный или
силикатный. Ровно одну штуку. Кирпич обходился мужику чрезвычайно дорого, если
он не желал вступать в товарно-денежные отношения добровольно. В этом случае он
лишался не только содержимого всего своего кошелька, но и получал в морду. Если
же мужик оказывался умным, брал кирпич и взамен давал трешку или хотя бы рубль,
то он просто отделывался легким испугом. С тех пор утекло много воды, но кличка
за Петром Семеновичем закрепилась намертво.
По официальному статусу Кирпич был председателем Венского
представительства московского банка «Держава».
