– Думаю, скучаешь. Ты ж натура деятельная, творческая.
Знаешь, что вам с Санькой нужно?
– Ребенка, – сказали они хором.
И рассмеялись, так это ловко у них получилось, будто долго
репетировали.
– Так что, у тебя по женской части проблемы? Тогда давай
завтра ко мне, у меня приема нет, но для родственников – исключение.
– Да нет, – Оля покраснела. – У меня все в порядке. Просто
Саша не хочет.
– Чего так?
– Говорит, пока не время.
– Потому что молодые, что ли? Так он же зарабатывает. Разве
не прокормите одного ребенка? Мы с Татьяной, если что, поможем.
– Не в этом дело. Кать, он говорит – время сейчас для детей
опасное. А когда оно будет не опасное-то? – Оля готова была заплакать.
– Не реви, – жестко сказала Катя. – Если Санька говорит, он
знает, что говорит.
Она задумалась. Да, племянничек, ты выбрал трудный путь.
Опасней чем военная тропа. Но жизнь-то должна продолжаться!? Иначе и быть не
может.
– Знаешь, Оленька, – сказала она совсем другим голосом, так
говорят с больными детьми, – ты не спеши. Вы такие молодые!… Даже завидно.
Подожди немного. Сейчас у Сашки сложная полоса. А ты дождись, когда посветлеет,
и сразу бери тепленьким. Ты, Оль, успей втиснуться в щель, а то я Саньку знаю.
У него все не просто так, он легких путей не ищет. Ты ему на мозги капай про
ребеночка, но не дави. Вот увидишь – согласится. Рано или поздно.
– Лучше рано, – мрачно ответила Оля.
Но от откровенного этого разговора ей стало легче. Хорошая
она, Катя. Интересно, а почему у нее нет детей?
– Все, хватит бездельничать, – поднялась Катя. – Твой
коридор, моя ванная. И, кажется, все?
– Кать, я тебя люблю, – невпопад ответила Оля…
Кос вернулся из своих Средних Азий мрачнее тучи… Еще в
самолете он отрепетировал обвинительную речь, с которой намеревался выступить
перед Белым. Но когда дело дошло до конкретного разговора, все красивые слова
куда-то подевались. Поэтому он решил без всяких прелюдий взять быка за рога…
Трудный разговор состоялся в офисе…
– Нет, Белый, ты что-то темнишь! – Космос, опершись локтями
о стол, сжал кулаками виски.
– Перебрал, что ли, вчера? – усмехнулся Саша.
Кос скривил в улыбке губы:
– Есть немного. Но не в этом дело. Не нравятся мне, Саша,
все эти ваши непонятки. У меня такое ощущение, что будто что-то происходит за
моей спиной. Что-то такое, чего я просто не понимаю. Я что, не при делах? А
если при делах, то при каких? Не врубаюсь. И это мне не нравится.
– Что именно не нравится? Давай по порядку, – довольно
жестко глянул на Коса Саша, откладывая в сторону стопку бумаг, над которыми
корпел с самого утра. Как достала его эта бумажная канитель, кто бы знал! Но –
куда деваться? Лично не просмотришь все – пропадешь как пить дать.
– Да не только мне. Многим не нравится, – настаивал Кос.
– Ну, давай, давай, мочи уж сразу – от лица всех. Ты их по
пальцам будешь перечислять? Или как?
– Белый! – Кос наклонил голову. Он был похож на крупную
усталую птицу. Птиц скривил губы влево и жестом остановил Сашу. – Это твой,
конечно, кабинет. Но ведь немного и наш, а? Так что не надо со мной так
говорить. Я, между прочим, и сам общее дело делаю и разумею. Если ты хочешь
быть всех умнее, то хотя бы объясняй нам, тупорылым, что к чему. – Космос
выразительно постучал себя костяшками пальцев по голове. Забыл, видно, что
больное это место сегодня. – А то все напрягаться начинают. Разве ты сам этого
не замечаешь?
– Допустим, замечаю. – Саша тоскливо глянул на бумаги. Так
ему до ночи домой не попасть. Черт, и пообедать сегодня не успел. – И что
дальше? – Он немного повысил голос, чтобы ускорить Коса. Что он тянет кота за
хвост?
Хотя… В общем-то, по большому счету Кос прав. Прав, блин.
Тысячу раз прав.
– Ладно, не наезжай. – Кос уже готов был зарыть чуть было не
вырытый топор войны. Какая там война, между братьями-то? Свои люди же, что, не
разберемся? – Но Сань, это ведь, между прочим, я сижу за одним столом с
джигитами Фархада, это я слышу от них, что плохо у нас дела. Что Белый в Европе
мало продает и много теряет. Что металл – металлом, а дурь – дурью.
– Мы что, мало им за металл отстегиваем? – удивился Саша.
– Да нет, Белый, ты пойми. Они хотя люди и азиатские, но
считать не хуже нашего умеют. И понимают, что доходы от металла ни в какое
сравнение не идут с бабками, которые можно получить от дури.
– Кос, Пчела над этим работает. Но пока у нас всего
несколько надежных каналов сбыта. В остальном – кислород начисто перекрыт. Или
ты готов лечь под них и, как дешевая вокзальная проститутка, за гроши им
давать?
Кос отрицательно замотал головой. Саша развел руками:
– И я полагаю, что этого не будет. Я готов еще потерять, но
чтобы потом получить сразу все. Ты меня понимаешь?
– Я-то тебя понимаю. Но можно было бы потихоньку и
внутренний рынок осваивать – в портовых городах, в Сибири дурь гнать – там уже
много небедных людей наметилось. Не заметишь, как клевать начнут.
– Кос! Проехали! Я тебе сто раз говорил, что в России и цены
не те, и нас сразу за задницу схватят – сорвем немного, а потерять можем все.
Ты, Космос Юрьевич, лучше слушай сюда.
– Ну? – искренне заинтересовался Кос, увидев, как в Сашиных
глазах блеснули озорные искры: явный признак того, что Белому в голову пришел
очередной гениальный план.
– Расклад ты знаешь. Наши металлические парни сидят в Вене и
продают наш общий алюминий. Не зная о том, что мы перевозим еще кое-что в этих
золотых чушках. С другой стороны, Куделя и Фатос и так уже стоят на ушах,
подозревая друг друга во всех семи смертных грехах. С этими двумя отморозками
работать нельзя. От них можно только избавиться.
– Как, Белый?! Да за ними такие силы стоят! Вот здесь-то
наши задницы в опасности, а не в России!
– Да никто особо за ними не стоит, – отмахнулся Саша. –
Больше понтов. И, главное – они с пол-оборота готовы перегрызть друг другу
глотки. И мы должны им в этом помочь, соображаешь?
Космос пожевал губами, закатил глаза к потолку, постучал
кулаками друг о друга:
– Потихоньку пробивает…
